С алкоголем или без, любое общение, выход в свет, многословие или громкая речь снова раздражали мой голос. Даже просто поход с другом в шумный ресторан. И это приводило к тому, что в течение нескольких дней я не могла нормально петь. Я быстро начинала чувствовать голосовую усталость и хрипоту, паниковала и прекращала говорить. Мои друзья спрашивали: «В чём дело?», а я тихонько отвечала: «Мой голос. Мой голос». Потом я шла домой и ложилась в постель, жалея, что вообще пыталась веселиться.

Если вам интересно, вокальный отдых – это… не отдых. Он всё усложняет. И любое общение, которое я пыталась поддерживать, только портило голос, а значит, и карьеру, а значит, и судьбу. И поэтому я никогда не могла успокоиться. Не могла расслабиться.

Но и на этом истории не заканчивались.

На протяжении нескольких месяцев после каникул голос то и дело воспалялся и хрипел. Уже наступил апрель. Исцеление должно было занять время. Никакого общения. Никакого веселья. Ничего. И как бы это ни было стрессово, но моя ситуация также стала оправданием, чтобы никогда не ходить на прослушивания. Голос ещё недостаточно окреп! Простите!

Если честно, я ненавидела прослушивания. Я искала любой предлог, чтобы туда не ходить. Я боялась, и это всегда приводило моё тело в состояние повышенной готовности и тряски, которое выматывало на весь день, а иногда и на всю неделю. Неважно, что я ходила в школу, где изучала актёрское мастерство. Неважно, что я не должна была игнорировать и избегать прослушиваний. Моё поведение походило на то, как если бы кто-то пошёл в школу, чтобы стать химиком, но впадал в панику каждый раз, когда ему приходилось заходить в химическую лабораторию. Как вы думаете, на что вы подписываетесь? Что, по-вашему, вы будете делать каждый день своей жизни? Большинство людей, с которыми я училась, с нетерпением ждали возможности потренировать свои маленькие мышцы на прослушиваниях. Но не я.

Я не могла признаться себе в том, что столкнулась с огромной проблемой, которая не исчезнет волшебным образом. Я слишком долго думала, что смогу вылечить нервозность, сбросив вес. Я считала, что я не уверена в себе, потому что не должна быть уверенной. Я не выглядела должным образом. Я полагала, что если похудею и стану красивее, то смогу вылечить нервы и уже спокойно ходить на прослушивания. Я знала, что талантлива, но у меня было пухлое лицо и двойной подбородок. Мне казалось, что я не заслуживала уверенности, особенно на прослушивании симпатичной исполнительницы главной роли.

Некоторые актёры любят прослушивания. Некоторые – просто их терпят. Некоторые из них, как я потом выяснила, принимают кокаин, который, видимо, помогает чувствовать себя неуязвимым. Я никогда себя так не чувствовала. Однако я стала спокойнее и увереннее, когда прошла кастинг на участие в шоу и получила вотум доверия режиссёра. Подтекст появления на прослушивании был таким: «Привет, я достаточно хороша и красива, чтобы участвовать в вашем шоу!» А я в это не верила. Поэтому я дрожала. Я буквально тряслась от страха. Мои руки тряслись. Дрожало тело. Дрожал голос. В итоге я дерьмово выступала.

Я надеялась, что, когда стану красивой и стройной, я наконец-то дойду до того момента, когда прослушивание станет чем-то приятным или хотя бы терпимым. И тогда, как по волшебству, я буду наслаждаться всем, что связано с путём, который я выбрала. Но единственное, чего я не могла сделать, – это признаться себе, что отвращение к прослушиваниям – более серьёзная проблема, чем я думала.

В разгар голосового кризиса я поехала домой на выходные, чтобы стать крёстной для сестры Маргарет и кузины Фионы. Им обеим было по двенадцать лет, и они проходили последнее католическое таинство перед, я полагаю… БРАКОМ? (Или монашеством!) Во время таинства они стали официальными членами католической церкви. В двенадцать лет. У Маргарет крещение состоялось в субботу, а у Фионы – в воскресенье, в другой церкви, в часе езды от дома моих родителей.

Когда они впервые попросили меня стать крёстной, я сказала маме: «Ну уж нет. Я же говорила, что я больше не католичка». Мама ответила, что это смешно, и что для маленьких двенадцатилетних девочек важно, что я стану их старшей сестрой/кузиной, крёстной.

Я хотела усадить их и сказать: «Не становитесь католиками, дети! Всего пятнадцать лет назад в Ирландии вас могли отправить в прачечные, где бы над вами издевались и, возможно, даже бросили в безымянную могилу только за то, что вы кокетничали! Не делайте этого! Это гнилая система! Бог везде, и он даже не мужчина с бородой! Бегите!»

Не знаю, может быть, я была слишком сломлена, чтобы придерживаться своего убеждения. А может, я представляла, что если ситуация изменится, и я попрошу старшую кузину стать крёстной, а она скажет «НЕТ», то я буду очень подавлена. Я сделала это не ради католицизма, а ради хрупких маленьких сердец сестры и кузины.

Итак, мы с моим больным голосом отправились на новом автобусе в Филадельфию, чтобы крестить девочек. У меня было отвратительное настроение. Я была несчастна. И я не знала причину. Я расстраивалась… буквально из-за всего. И я даже не знала, как разобраться в себе.