И тут я услышал то, что хорошо знал и представлял, как это действует, но никогда прежде не слышал: ветер. Легкий ночной бриз парил между стенами, плавно покачивая олеандры на террасе. И хотя этот нежный шум наполнял лишь несколько ближайших кварталов, я не мог противиться развернувшейся в моем воображении грандиозной картине: это дышал ночной космос, и дыхание его вырастало из тьмы так же легко, как вздох спящего ребенка. Ночь дышала, ночь жила, и в обозримой части бесконечности звезды пульсировали, подобно сердцу, наполняя пустоту волнами вибрирующей жизни.

Придя в себя, я обнаружил, что сижу на террасе и очень замерз, но не от холода – ночь была теплой, даже жаркой, – а от потрясения чувств. Ветер не стих, но ослаб, и я знал, что он рождается не в глубинах космоса, а в околоземных атмосферных слоях. Звезды мерцали так же ярко, но я напомнил себе, что их ритмичный свет всего лишь обман зрения. Впрочем, это ничего не значило. Возможно, увиденное и услышанное и было миражом, но он придал форму иному внутреннему миру, под сморщенной и сухой оболочкой, которая раньше носила мое имя. Мне казалось, что я коснулся живой глубины, той, о которой кричал Риссен, которую видела Линда. «Неужели ты не знаешь, что здесь течет жизнь?» – спрашивала женщина из моего сна. Я верил ей и понимал, что случиться может все что угодно.

Я решил не возвращаться на праздник и не дослушивать лекцию. Мне стало все равно, заметит ли кто-либо мое отсутствие. Вся бурная деятельность, осуществляемая в тысячах подземных помещений для праздников и выступлений Химиогорода № 4 показалась мне далекой и нереальной. Им я больше не принадлежал. Я был с теми, кто созидает новый мир.

Я хотел домой, к Линде. Но что, если она не пришла, если я её не увижу? Я хотел продолжить, хотел пойти к тому юноше, который тоже донес на Риссена, пойти к жене Риссена. Где жил молодой человек, я не узнал, но адрес Риссена у меня был; его дом располагался в квартале лабораторий, в котором действовала моя наземная лицензия. Он говорил, что его жена догадывается и это она могла на него заявить. Если она так же отчаянно сопротивлялась, как и я, то сейчас она тоже близка к пониманию. Сначала домой, потом к ней. Сомнений у меня больше не было. Я тоже строю новый мир.

Вокруг не было ни души. Стараясь действовать как можно незаметнее, я преодолел невысокую стену между террасой и улицей. В тишине моим шагам вторило странное эхо, но я и не подумал, что это может привлечь чье-либо внимание, и меня действительно никто не остановил. В небе не было ни одного самолета, свет звезд позволял различать дорогу, и я обошелся без карманного фонарика. И хотя шел я один-одинешенек по наземной дороге под звездами, у меня было удивительное ощущение, что рядом есть кто-то еще. Я шел в неведомое на поиски самых глубоких и живых связей в мире, может быть, Линда тоже шла куда-то, шла к кому-то, кого я не знал. И не исключено, что и другие люди в тысячах городов Мирового Государства тоже, как и мы, сейчас куда-то шли или даже уже были у цели? Не исключено, что в пути миллионы, они идут открыто или тайком, по собственной воле или против нее – шествуют по всему огромному Мировому Государству, а возможно, и в соседних странах? Всего несколько дней назад эта мысль меня отпугнула бы, но разве можно остановиться на государственной границе, – даже если ты за тысячу миль от нее, – когда ты почувствовал, что биением твоего сердца управляет пульс Вселенной?

Издалека доносился четкий маршевый шаг охранника, каждый раз, когда он делал поворот кругом, ритм перебивался короткой паузой и тихим скрипом. Как странно слышать эти звуки на улице. О чем он думал – одинокий в безмолвии ночи? О чем думал я сам? Я только сейчас задался вопросом, откуда взялась вся эта тишина.

Но задумался лишь на миг. Решить эту загадку я не мог, она была мне безразлична. Только мое нынешнее дело представлялось мне важным.

И тут где-то в стороне раздался шум, который быстро набрал силу и превратился в рев двигателей. Самолеты вернулись. Трудно сказать: то ли недавняя тишина делала их рев таким чудовищным, то ли он действительно никогда прежде не был столь сильным. Так или иначе, он был оглушающим, мне пришлось прислониться к стене и подождать, пока привыкнут барабанные перепонки.

Небо стало черным и плотным. Во тьме что-то происходило, но я не понимал что. Совсем рядом со мной вдруг оказались люди, много людей, но я их не видел, я, скорее, почувствовал присутствие физических тел. Я вытащил фонарик и посветил прямо перед собой. В полуметре от меня обозначился силуэт человека. Десантники! В следующую секунду меня ослепил свет десятка прожекторов, я почувствовал, как кто-то сильный заламывает мне руки назад.

Ночные учения воздушного флота – ничего другого я предположить не мог, а потому прокричал, стараясь пробиться сквозь сирену:

– Я заболел, я иду к метро. Отпустите меня, бойцы!