Джо кивает. В салоне стоит насыщенный аромат старой кожи, потрескавшейся, лощеной, местами залатанной. Примерно так пахло в джентльменском клубе Сент-Джеймса или где там его отец играл в карты с другими «старичками».

– Иногда я зарываюсь носом в сиденье и наслаждаюсь этим благоуханием. М-м-м, чудесно!

Глаза у нее так и горят. Она тонко чувствует мир и любит его. Это вызывает восхищение и несколько… обескураживает. Я – крот. Я сижу в норе и случайно оказался в обществе женщины, которая любит дождь и солнце.

Убедившись, что он пристегнут, Полли опускает ногу на педаль газа.

Машина срывается с места, будто ее шлепнули по заду, и Джо слегка ударяется головой о сиденье. Оно даже оборудовано подголовником, который, должно быть, прикрутили позднее – хотя ненамного позднее, потому что он твердый, как засохшая глина. Полли тихонько фыркает, виновато косится на Джо и переключает передачу, заставляя его вновь вжаться в сиденье. Для столь почтенного возраста машина Полли удивительно приемиста.

И дом у нее такой же. Элегантный, слегка потрепанный и на удивление большой, он стоит в конце тупика. Позади виднеется склон железнодорожной насыпи.

– Шумновато здесь, – тихо говорит Полли, – зато недорого. К поездам я привыкла.

– Крепко спите?

На сей раз ее улыбка начинается посреди губ и расходится, как круги на воде, по всему лицу, так что на щеках появляются ямочки, а в глазах – откровенно шкодливый огонек.

– Да, вроде того. Если захотите, я вам потом расскажу.

Потом. То есть, когда будет темно, тихо, и мы узнаем друг друга поближе.

Она открывает дверь и жестом приглашает его в дом.

В ванной стоит пробирающий до костей холод, и все голубое: на стенах светло-голубой кафель, оконная рама линяет хлопьями голубой краски. На полу серебристые доски, которые повело от времени и влаги. Когда-то на них лежал ковролин, сейчас они голые. Джошуа Джозеф лежит в ванне с отбитой голубой эмалью; гудение единственной лампочки под потолком и завитки пара, поднимающиеся от любой поднятой из воды конечности, понемногу вводят его в транс.

Он клюет носом, и в кои-то веки ни призраки, ни имеющие прямое отношение к делу картины из прошлого не требуют внимания. Обжигающая капля очень горячей воды падает ему на ступню, но он даже не морщится. Пена медленно тает, расписывая поверхность воды мраморными узорами, и Джо наблюдает за тектоническими процессами, происходящими на его мениске. Он проводит рукой под водой и представляет, как крошечный островок с сумчатыми вдруг отделяется от остальных, и они эволюционируют в разумных кенгуру, затем – когда их бешено вращающийся остров вновь присоединяется к миру, – идут войной на воинственных ящеров, поселившихся под великой горой Колено.

Джо вздыхает. Почему сразу войной? Почему не отпраздновать воссоединение с дальними родственниками, не обняться на радостях, почему двум разумным видам не жить мирно и счастливо в Мыльном мире?

– В этом я виню исключительно тебя, – заявляет он Мэтью Спорку, чье лицо на миг вырисовывается в клубах пара.

– Мудро, – отвечает с порога Полли.

Джо слегка подскакивает на месте, чудом не расплескав воду. Она ободряюще улыбается и спрашивает:

– Как самочувствие?

– Хорошо. Даже отлично. Я тут… с отцом беседовал. За мной такое водится. Люблю поболтать с покойниками.

О, какая прелесть. Еще у меня есть коллекция человеческих ушей, и я ем щенят. Кстати, может, как-нибудь поужинаем вместе?

Однако Полли кивает.

– Я тоже этим грешу. Помогает?

– Иногда.

– А иногда они просто ужасно бесят – совсем как при жизни.

– О да.

Он широко улыбается. Его не тревожит даже тот факт, что он совершенно наг. Островки пены служат фиговым листком, а в остальном стыдиться ему нечего. Его тело все еще в приемлемой форме. Она взрослый человек. Раз ее все устраивает, то его и подавно.

– Как ванна?

– Замечательно!

Он вновь взбаламучивает воду. Организация Мыльных Наций, образуя пенную гору, собирается на срочное заседание, дабы обсудить новые меры по улучшению уровня жизни всех обитателей мира. Очень хорошо.

Дерзкая Секретарша впархивает в комнату. Он наблюдает, как ее чудесные искушенные пальчики ступают по дощатому полу, и незаметно выписывает на дне ванны имя «Полли». Полли полли полли. Поллианна. Полин. Поликваптива. Аполлония. Полли.

– Я принесла полотенце на случай, если у вас уже пальцы сморщились.

Действительно, у нее в руках – огромное банное полотенце благородного коричневого цвета.

– Теплое.

Джо ждет, что сейчас Полли его положит и уйдет, но не тут-то было. Она просто отворачивается и раскрывает полотенце за спиной, как супергеройский плащ. Наверняка подобный номер проворачивал для кого-нибудь Джон Уэйн – и Кэтрин Хепберн, дабы не вгонять гостя в краску. Джо встает, с удовольствием подмечая в зеркале глубокий вырез ее халата и, опять-таки – как в случае с застегиванием ремней безопасности в машине, – красоту ее рук и плеч, а заодно намек на красоту груди. Он наклоняется за полотенцем, гадая, что видит в зеркале она.