Аннализа не находила в себе сил на такую заботу. Она все еще не могла забыть, как Томас растоптал ее мечты. Представляла, что он, возможно, сейчас в Вестоне, лишь в получасе езды отсюда. Или в Портленде. Неважно где. Главное, что, скорее всего, с Линх.

Линх. Это имя обжигало каждый раз.

С самого начала было понятно, что у них с Томасом ничего не выйдет. Как неприятно сознавать, что отец Томаса во время того ужина в загородном клубе попал прямо в точку. Аннализа и Томас были слишком глупы и не понимали, что очень мало знают жизнь и не способны справиться с трудностями. Их отношения были обречены.

Пора усвоить урок и стать, как и положено, хорошей матерью, напоминала себе Аннализа. Она старательно растягивала губы, ища свою потерянную улыбку. Но сколько бы она ни старалась, улыбка не выходила. Аннализа не чувствовала радости, а без нее не могла показать дочери, как много в жизни хорошего.

С каждым днем она все больше теряла себя, и кровать превратилась одновременно в убежище и в тюрьму. Плач Селии напоминал о том, кем она могла бы стать, но не стала. Если Аннализа не сделает что-нибудь, то никогда не сможет рисовать. Она отдалялась от мира искусства, особенно после того, как началась и закончилась ежегодная выставка Шэрон Максвелл.

С наступлением лета терзания Аннализы не закончились, она так и не привыкла к роли матери, несмотря на постоянную поддержку семьи. Она старалась как могла, но горечь и обида ее просто убивали. Временами Аннализе даже казалось, что беременность вызвала какую-то болезнь, неведомую врачам.

Встать по утрам с кровати часто было неподъемной задачей, однако иногда Аннализе становилось стыдно за то, что она такая плохая мать, и она все-таки просыпалась покормить Селию. Но едва только на помощь приходила Nonna или кто-то еще из родных, Аннализа снова залезала в кровать и продолжала маяться там от тоскливых мыслей. Она почти не ела и почти не улыбалась. В зеркале не узнавала себя. У нее запали глаза и торчали ребра, а на лице появились морщинки, прибавлявшие лишние десять лет возраста.

Долгие годы Аннализа умела находить красоту даже в самых простых вещах. А теперь разучилась. Почти всю жизнь ее распирало от желания рисовать. Все это прошло. Аннализа считала, что с ней покончено. Новая Англия обойдется без еще одной художницы. Это была эгоистичная мечта девчонки, которая плохо понимала, как устроен мир.

Аннализа поневоле сравнивала себя с другими молодыми мамами, которые выросли в Миллзе вместе с ней. Ее ровесницы с явным удовольствием носили своих малышей, катали по улице коляски, ходили с мужьями отдыхать в парк. Судя по улыбкам, им нравилось убивать субботу на готовку для мужа, возящегося на лужайке перед домом. И этим мамам, похоже, нравилось кормить грудью. Аннализа считала, что ничего естественного тут нет, и злилась от того, что у нее трескались и кровоточили соски. Но несмотря на жалобы внучки, Nonna запрещала бросать вскармливание. По правде говоря, Аннализа и сама хотела продолжать – она понимала, что это лучшая еда для ребенка, хотя ей и больно.

Поскольку у Аннализы с бабушкой не было машины, за покупками их возил кто-нибудь из родственников. Нино, из которого вышел чудесный дядюшка, часто забирал Аннализу с Селией, и они отправлялись на поиски приключений. Аннализа чувствовала себя несчастной, однако скрывала это как могла. Нино видел ее насквозь, но она надеялась, что обманет хотя бы ребенка.

В один теплый день в начале июня они устроили себе как раз такое приключение. На вопрос Нино, чем сегодня займемся, Аннализа ответила:

– Давай заедем в магазинчик «У Гарри» и купим мороженого? Хочу спросить, нельзя ли мне вернуться на прежнюю работу.

– Давай. – Нино помолчал. – Ты уверена?

Какая уж тут уверенность.

– А что мне еще делать? – спросила Аннализа.

Она не стала признаваться Нино, что скорее предпочла бы покончить с собой. В том магазине когда-то работал ее отец.

– Сомневаюсь, что мне подходит эта работа.

– Может, откроешь небольшую выставку? Вроде той, что у тебя была в Портленде. Твои картины будут у туристов нарасхват.

– На какие деньги, Нино? Даже если я ее открою, в Пейтон-Миллзе бывает людно только летом, когда туристы проезжают через наш городок. А как я буду зарабатывать в остальные месяцы? И что продавать? С тех пор как родилась Селия, я даже не брала в руки карандаш. Да что там, я забросила рисование еще раньше. Я даже перестала различать краски.

Нино обернулся и посмотрел на Селию, лежавшую в детском кресле, которое подарил Уолт.

– Возьми наконец себя в руки и выйди замуж за богатого парня. Используй свою красоту себе на пользу.

– Какую красоту? Ее давно уже нет.

– Кузина, ты такая зануда! Ей-богу, хватит киснуть, начинай уже встречаться. На тебя пялятся все местные парни. Улыбайся хоть иногда, и дело пойдет на лад.