– Пока кругом творится такое, я не могу отсиживаться в Пейтон-Миллзе.

Nonna повысила голос:

– Значит, ты хочешь попасть в самую гущу событий? И чего ты добьешься? Тебя ведь могут убить.

Возможно, Nonna говорила то же самое и отцу Аннализы, когда он был в ее возрасте.

– Может быть, я докопаюсь до правды. Или хотя бы познакомлюсь с другими взглядами на жизнь.

Аннализа до сих пор не могла отойти от лотереи. Несправедливо, что люди вынуждены сражаться за дело, в которое не верят! А если ты с чем-то не согласен – правительство может тебя убить, как Фреда Хэмптона.

– Ужасные времена, – подтвердила Nonna, скрестив руки. – Что тут скажешь. Жаль, что вашим детям придется расти среди такого безумия.

Аннализа выпрямилась; под ней зашуршал целлофан.

– Дети? Надеюсь, ты сейчас не про моих детей?

– Я лишь хочу тебе счастья, – напомнила Nonna.

– Тогда лучше оставь меня в покое. Я не такая, как остальные девушки из церкви и школы. У меня другие цели.

– Думаешь, я не знаю? – Nonna опустила руки. – Как по-твоему, почему я много тебе позволяю?

– Если знаешь, тогда поддержи. Хватит ругать меня за то, что я хочу поехать в Портленд. И вместо того чтобы качать головой, дай мне хоть раз в жизни насладиться отношениями. – Аннализа кивнула на дверь. – Томас – хороший парень.

Nonna тоже посмотрела на дверь.

– На первый взгляд, да.

– Томас не такой, как другие, – настойчиво повторила Аннализа: ей очень хотелось поверить собственным словам. – Он не похож на своего отца. Да и на моего тоже, – добавила она.

Nonna посмотрела на нее своими мудрыми глазами.

– Надеюсь, что ты права.

Через три дня после Рождества Томас привез Эмму в гости. Они обменялись парой слов о кошмарном ужине в загородном клубе, а потом Томас взял коньки и ушел кататься на соседний пруд. Аннализа не могла не восхищаться его готовностью менять свои планы ради сестры. Если он продолжит в том же духе, она окончательно в него влюбится.

Эмма хоть и успела немного освоиться с Аннализой, но сильно оробела, когда ее представили бабушке.

– Приятно познакомиться, миссис Манкузо, – с трудом роняя слова и дергая за подол зеленого свитера, пробормотала она.

К удивлению Аннализы, Nonna спокойно подошла к девочке, которая была намного ее выше, и, глядя на нее снизу вверх, приветливо ответила:

– Мне тоже, Эмма. Надеюсь, ты проголодалась?

Аромат итальянского печенья сфольятелла, приготовленного бабушкой к приходу гостей, наполнял кухню. Эмма с любопытством уставилась на духовку.

– Брат советовал как следует запастись аппетитом.

Nonna с улыбкой потрепала девочку по щеке.

– Всегда бери аппетит с собой, когда приходишь к нам в гости.

Эмма тут же расслабилась, и у Аннализы потеплело на душе. Бабушка умеет быть такой милой, если захочет!

Аннализа устроила подруге экскурсию по дому, показывая свои любимые картины, созданные за последние несколько лет. Эмма была в полном восторге – или хорошо притворялась. Большая часть картин, висевших в гостиной на самом виду, напоминала о счастливых периодах жизни Аннализы. Более мрачные творения Nonna предпочитала развешивать в неприметных местах – например, над дверью туалета – хотя никогда бы не призналась, что делает это нарочно. И все-таки она не обходила вниманием ни одну картину внучки – а это что-нибудь да значило.

Потом подруги зашли в спальню Аннализы.

– А здесь я сплю и работаю, – пояснила она. – Когда тепло, я рисую на улице, но зимой целыми днями сижу тут.

Девушки окинули взглядом комнату: кровать, вплотную придвинутую к шкафу, и порядком захламленное рабочее место, где стояли мольберт, стул и парта, заляпанная акриловыми красками и усыпанная тюбиками, кисточками и палитрами.

Эмма стала разглядывать последние работы Аннализы, развешанные по стенам, среди которых были две еще не просохшие картины с обнаженной натурой. Аннализа спохватилась, что их следовало убрать, прежде чем приводить сюда четырнадцатилетнюю подругу.

– Извини, наверное, тебе рановато на них смотреть.

Эмма покраснела.

– Мама бы ни за что не разрешила мне такое рисовать. Разве Nonna не против?

Девочка с таким ужасом смотрела на изображение нагой брюнетки, раскинувшейся на желтом диване, словно это было лох-несское чудовище.

– Я все-таки постарше, – заметила Аннализа. – К тому же в этом и заключается учеба. Ты никогда не слышала, что во всех художественных школах позируют обнаженные модели?

– Не может быть… – В голосе Эммы слышалось потрясение пополам с восторгом.

– Еще как может!

Оказывается, Эмма – очень милая девочка, когда немного осмелеет.

– И ты была на таком занятии? – не сводя с Аннализы глаз, восхищенно спросила она.