– Пока нет, – призналась Аннализа. Вряд ли в Миллзе разрешат занятия с голыми моделями даже для взрослых. – Но когда-нибудь обязательно схожу. А эти картины я частично срисовала с книг, а частично придумала сама. Хочешь порисовать? Не обязательно обнаженную натуру – что угодно, лишь бы тебе понравилось.

Эмма наконец отвела глаза.

– Думаешь, стоит попробовать?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Аннализа. – Если я что и умею – так это рисовать. Если хочешь, с удовольствием тебя поучу.

– А что мы будем рисовать? – Эмма обвела взглядом краски и кисточки на столе.

Аннализа подошла к мольберту и махнула рукой – иди сюда.

– Для начала можно что-нибудь абстрактное. Чем меньше думаешь – тем лучше. Иногда выходит интересно.

Хотя Аннализа предпочитала рисовать на холсте, из-за нехватки денег ей приходилось обходиться плотной бумагой. Когда Эмма села, Аннализа дала ей специальную блузу, чтобы не испачкалась красками, и прикрепила к мольберту заранее загрунтованный лист бумаги. В большинстве случаев прежде, чем смешивать краски, она делала на отдельном листе набросок, но сегодня не хотела усложнять.

За час она показала Эмме основы: как выбрать кисть, как пользоваться смывкой и как, смешивая краски, добиться нужного цвета.

– Забудь о правилах, – учила она подругу, – и развлекайся. Рисуй тем цветом, который тебе нравится, и ни о чем не думай.

– Значит, можно рисовать что угодно?

Глядя на Эмму, можно было подумать, будто ей впервые в жизни разрешили поступать по-своему.

Аннализа протянула кисть.

– Сегодня будет только одно правило: рисуй так, как подскажет сердце. Что выйдет, то и выйдет. Поддайся чарам и наслаждайся движением кисти.

Окончательно отбросив робость, Эмма расслабилась и, кажется, прониклась удовольствием водить кисточкой по бумаге. Картина, состоящая из бесформенных мазков, оживала под ее рукой, а тем временем между подругами завязался разговор.

Аннализа понимала, что Эмме надо отвести душу, поэтому поделилась кое-чем из собственного опыта, чтобы ее разговорить. Эмма начала с историй из детства, и, похоже, все ее воспоминания крутились вокруг Томаса.

– Я так рада, что он все время рядом, – закончив рассказ, добавила она. – Ведь он остался дома из-за меня, хотя сам ни за что в этом не признается.

Аннализа знала, что девочка права насчет брата, и не уставала удивляться преданности Томаса. Эмма взяла веерную кисть и мазнула в верхнем углу картины бирюзовой краской.

– Попробуй нажимать не так сильно, – опустившись на колени рядом с Эммой, посоветовала Аннализа. – Давай я покажу?

Забрав кисть, она легко, будто перышком, провела кистью по бумаге. Аннализа заметила, что девочка отчего-то предпочитает круговые движения.

Эмма повторила мазок за Аннализой, продолжая рассуждать вслух:

– Если бы он меня бросил, не знаю, что бы я делала. Наверное, сбежала бы из дома. Отец меня не любит, а мама часто вообще не в себе. Да ты сама видела. Она стала такой с тех пор, как узнала, что отец ей изменяет. Томас тебе наверняка говорил.

– Вообще-то нет, – удивилась Аннализа.

Странно, что он не рассказал, ведь они почти ничего друг от друга не скрывали. Хотя новость о том, что мистер Барнс оказался неверным мужем, ничуть ее не удивила.

– Это случилось несколько лет назад, – продолжила Эмма. – Как-то раз, когда мама гостила у бабушки с дедушкой в Нью-Гемпшире, я заболела, вернулась раньше времени домой и увидела отца, выходящего из спальни с другой женщиной.

– Кошмар. – Аннализа сочувственно коснулась ее руки.

Эмма продолжала рисовать, словно, как и Аннализа, находила в этом утешение.

– Он уговаривал, чтобы я ничего не говорила маме. Сначала я молчала. А два года назад рассказала. Просто не могла больше скрывать.

– Так вот почему отец тебя не любит… – Аннализа поморщилась от отвращения. – Не хватило совести самому во всем признаться?

Эмма опустила кисть.

– Вот такая мы семья. Со стороны высший класс, а стоит копнуть чуть поглубже – и добро пожаловать в сумасшедший дом. Пока он пытался удержать меня на своей стороне – угождал во всем, а когда я не оправдала доверия – повернулся ко мне спиной. И не только ко мне, а ко всей нашей семье.

«Так она из-за этого тогда пошла на скалу?» – подумала Аннализа.

– А когда узнал Томас?

– Первым делом я призналась Томасу, потом мы вместе рассказали маме. – В словах Эммы было столько горечи, словно это случилось вчера. – В тот день разрушилась наша семья. Томас возненавидел отца и стал за меня вступаться. Поэтому он и не переехал – чтобы меня защитить…

– Вот что значит – хороший брат, – похвалила Аннализа. – Черт возьми, ты, наверное, мечтаешь сбежать из Давенпорта не меньше, чем я из Миллза. Тебе бы надо было ехать со мной.

– Я бы с радостью! – оглянувшись, воскликнула Эмма.

Испугавшись, что девочка приняла ее слова слишком всерьез, Аннализа пошла на попятный:

– Мы с Портлендом будем тебя ждать, когда ты окончишь школу.

Эмма сникла.