Слова Аннализы повисли в воздухе, словно затихающие отзвуки рояля, знаменующие окончание пьесы. Пропади оно все пропадом, это было все равно что снова терять родителей, но приходилось держаться. Черт возьми, она просто обязана быть сильной.

Дойдя до бабушкиного дома, Аннализа окончательно упала духом и чувствовала себя так, словно из нее вынули все жилы – словно от нее отвернулся и мир, и сам Господь Бог.

Остановившись возле своей машины, Томас втянул воздух и шумно его впустил, будто пытался избавиться так от отчаяния. Аннализа стояла в нескольких шагах, но не могла на него смотреть и мечтала, чтобы он просто уехал, пока у нее не подломятся ноги.

– Будь счастлива, Анна, – наконец сказал он, оборвав последнюю нить, которая их связывала. Он смирился с ее решением, и теперь все было кончено.

Аннализа заставила себя взглянуть на него в последний раз. Она открыла рот, однако слова не шли с языка. Она уже сказала, что требовалось – он должен уехать, пока она не забрала все назад. Аннализа хотела сказать, что любит его… но не имела права. Ну разве не смешно? Она так любила Томаса, что даже сейчас не решалась ему об этом сказать.

– Прощай, Томас, – все же выговорила она, ощущая на языке пепел их погубленной любви.

Он отвернулся и сел в машину. Еще прежде, чем «Фольксваген» тронулся с места, из глаз у Аннализы хлынули слезы. Но она спрятала их от Томаса и, собрав последние силы, подошла к дому и поднялась по лестнице.

А потом он уехал.

Аннализа рухнула в кресло на веранде и разревелась – так горько она не плакала с самой смерти родителей – слезы будто высасывали из нее жизнь, как гробовщик обескровливает труп. От рыданий у девушки дрожали губы, она молилась Богу, чтобы все было не зря.

Ветряные колокольчики у нее над головой тихо звякнули. Значит ли это, что мама одобряет решение дочери, велит встать и бороться дальше?

За те несколько недель, которые ушли у Аннализы на сборы в Портленд, на нее иногда накатывали тоска и одиночество, но она захлопнула за собой все двери и запретила отчаянию от потери Томаса и Эммы терзать ей душу.

Сосредоточившись на своем главном деле, Аннализа работала над картиной по мотивам попавшегося ей изображения Мэри Энн Веккио, одной из жертв того ужасного дня в штате Кент, стоявшую на коленях над телом Джеффри Миллера. Она рисовала то, что видела про «Бунт касок» в Нью-Йорке и про расстрелы в штате Джексон. Пытаясь понять обе стороны конфликта, она, кроме того, рисовала полицейских и рабочих со стройки. Но сколько бы Аннализа ни старалась, она не могла понять их мыслей. И в самом деле – откуда ей было знать, что думают те или иные люди? С чего она взяла, что сможет рисовать, глядя на экран телевизора?

Nonna смотрела эти жуткие репортажи и говорила:

– Потому тебе и нельзя отсюда уезжать.

На что Аннализа отвечала, не забывая отмечать для себя кадры, которые мечтала воплотить на бумаге:

– Как раз наоборот: мне надо уехать. Там я смогу рисовать то, что действительно важно.

А на другой день Аннализа дала дяде Тони пощечину – он пытался отправить ее на кухню, где, по его словам, ей самое место.

Как можно было оставаться в вакууме, который представлял собой Миллз, не обращая внимания на подобные выпады и на ужасные новости в стране? Аннализа не делала вид, будто понимает в политике и знает всю подоплеку происходящего, но она могла хотя бы рисовать и пытаться с помощью рисунка поставить себя на место участников событий.

В пятницу, после расстрелов в штате Джексон, когда вся семья была в сборе, Аннализа спросила Нино, не поможет ли он ей подыскать работу и жилье в Портленде.

– Значит, надумала наконец проветриться? – спросил он, сунув в рот полную вилку орекьетте.

– А кто меня уговаривал, чтобы я начала с кем-нибудь встречаться? – поддела его Аннализа. – Но ты прав, я опять в строю.

Девушка уже несколько месяцев забывала про Нино, но, как ни заманчиво было снова взять его в компанию, все затмевала мечта поехать в Портленд с Томасом и начать с ним совместную жизнь. Аннализа подавила эту мысль так же беспощадно, как Нино поглощал макароны. Если бы да кабы – что толку гадать?

– Извини, – сказала она Нино. – В последние месяцы просто ужас что творилось.

На другой день кузен повез Аннализу в Портленд на поиски квартиры и работы. Трудно было поверить, что все это происходит на самом деле. Позади осталась долгая тернистая дорога, подумала Аннализа. Ей не понравилась ни одна из квартир, на которые хватало ее сбережений. У лучшей из шести осмотренных владельцем оказался скользкий тип: от одного его вида Аннализу замутило. Остальные либо оказались грязными и кишели крысами, либо располагались слишком далеко от центра. Так как у Аннализы не было машины, она хотела поселиться недалеко от Конгресс-стрит – источника постоянного вдохновения.