Водитель автобуса вышел со станции, поправляя темно-синюю фуражку.

– Все, ребятки, пора уезжать.

– Не забывай мне писать, – попросил Томас. – Обещаешь?

– Обещаю.

В груди расползалась пустота.

– И возьми в руки кисточку…

– Да.

Неужели это и будут его последние слова, обращенные к ней?.. Возьми в руки кисточку… Эта мысль змеиным ядом проникла ей в душу.

В последний взгляд они вложили море чувств и тысячу невысказанных слов. Аннализа чуть не сказала Томасу, что любит его, но у нее не хватило храбрости.

Вместо этого она ответила:

– До свидания, Томас Барнс. Увидимся, когда вернешься.

Он сжал губы и кивнул.

– До свидания, Аннализа Манкузо, мой самый талантливый и невозможный друг. Оставайся такой же единственной и неповторимой. Увидимся через год.

Ее сердце опустело и покрылось пеплом.

Томас как по команде повернулся кругом, и дверь автобуса закрылась. Из выхлопной трубы повалил черный дым, и автобус тронулся с места.

Томас появился у заднего окна и помахал ей. Аннализа помахала в ответ, а потом он нарисовал на стекле сердце, поместив себя в рамочку. У Аннализы перехватило дыхание, и она смотрела сквозь это сердце в его смелые глаза до тех самых пор, пока автобус не скрылся из виду.

Надо было его поцеловать. Надо было сказать, что она его любит. Вдруг она больше никогда не увидит Томаса, и это был ее последний шанс? Слова Шэрон Максвелл о связи между ней и картинами жгли сердце Аннализы, пока образ Томаса, махавшего на прощанье, совсем не растаял, словно облако дыма, растворившегося в воздухе.

В четверг, пообщавшись с девочками из отдела распродаж, Аннализа поднялась на эскалаторе и зашла на маленькую кухню за чашкой кофе. Из головы не выходил вопрос, стоит ли идти на выставку Шэрон Максвелл, до которой оставалось три месяца. С тех пор как Аннализа покинула мастерскую Шэрон, они с художницей так ни разу и не разговаривали. Давно пора было извиниться. Неизвестно, ждут ли ее вообще на выставке.

Но живопись Аннализа не забросила. Как никогда уверенная в своих силах, она опять принялась рисовать – и все благодаря вновь обретенной решимости, которую подарил ей Томас. Раз не можешь быть с ним вместе, тогда садись и ищи свой голос.

Когда Аннализа с чашкой кофе шла мимо кабинетов в рекламный отдел, навстречу ей попался Тед Миллер.

Девушка по-прежнему всячески избегала общения с бывшим начальником и уже собралась развернуться и уйти, когда он сказал:

– А вот и она. Давненько мы тебя не видели.

Аннализа мысленно возмутилась: кто это – мы? Она терпеть не могла этого выражения.

Задержавшись и скрыв гримасу отвращения, она жизнерадостно ответила:

– Как дела, мистер Миллер?

– Лучше некуда.

Его рубашка под мышками намокла от пота. Аннализа старалась дышать через рот, чтобы не ощущать его вони.

– Над чем сегодня работаешь? – Задавая вопрос, Миллер беззастенчиво обшаривал ее тело глазами.

Сделав вид, что не замечает этого, Аннализа ответила:

– Сейчас мы срочно дорабатываем коллекцию Деми Флорес.

Флорес была сейчас на пике моды. Аннализа обошла Миллера и собралась уходить. Дальше по коридору собрались в кружок менеджеры и что-то обсуждали.

– Ну подожди, – сказал ей в спину Тед Миллер. – Куда ты так торопишься?

– У меня много работы, мистер Миллер.

– Мне надо тебя кое о чем спросить.

Аннализа остановилась, закрыла глаза, сделала глубокий вдох и обернулась.

– Мой племянник – большой умник – только что переехал из Бостона. Надо, чтобы кто-нибудь показал ему город. Смазливая девчонка вроде тебя как раз ему подойдет. Встретишься с ним?

Аннализа покачала головой.

– Простите, но сейчас у меня нет времени. Слишком много дел на работе и дома.

Если бы Миллер знал, что все ее мысли заняты Томасом, он бы не стал заморачиваться. Хотя какое ему дело.

Мистер Миллер посмотрел вниз, на ее руку.

– А кольца-то, смотрю, и нет? Обидно, что такая девчонка до сих пор никого себе не подыскала.

В том-то и беда, что уже подыскала.

Аннализа больше не могла выносить этот разговор. Наскоро попрощавшись, она собралась убегать, и тогда он добавил:

– Если передумаешь насчет племянника – дай знать. Кто знает, что случится с твоим солдатиком? – И с этими словами наградил ее шлепком.

Аннализа развернулась так живо, что чуть не сломала каблуки. Только не сегодня. Ее терпение и без того на нуле. Ведь она отказалась от любви, чтобы встать на ноги – этот тип не имеет права ее трогать и стоять у нее на пути.

Краешком сознания Аннализа понимала, что надо обуздать свой гнев. Как и все работники, она знала, что в универмаге правят мужчины, и единственное, что ей остается, – сделать вид, что ничего не было, иначе пострадает карьера.

Но эта здравая мысль спряталась далеко на задворках сознания и не помешала Аннализе процедить сквозь зубы: