Нельзя же зарабатывать на жизнь, продавая картины в мелком магазинчике. Вот если бы ее наконец-то взяли в галерею, тогда другое дело. Но кто на это согласится? После того как Аннализа ушла от Шэрон, она не допускала и мысли о том, чтобы показать свое портфолио Джеки. Наверняка эти дамы уже все обсудили между собой.

– Кстати, Джеки, – наверняка сказала Шэрон, – та девушка, Аннализа, так у меня и не задержалась.

А Джеки на это ответила:

– Какая жалость. У нее были задатки.

– Может, и были, но я сомневаюсь, что ее хватит на большее.

Как глупо было хвастаться перед самой Шэрон Максвелл, что Портленд полюбил картины Аннализы, только на основании того, что они хорошо продаются в часовой мастерской. Словно это доказательство ее таланта. Может, настало время уехать в другое место – в Бостон, например, или еще куда – лишь бы подальше от этой неразберихи. Но поможет ли ей бегство? Аннализа отказалась от любви ради своего призвания, значит, такова ее судьба. Иначе их с Томасом страдания были напрасны.

Зайдя в магазин, Аннализа окликнула Уолта:

– Вы не поверите, что случилось. Теперь я безработная, а все из-за того…

Часовщик кашлял, склонившись над столом в дальнем конце магазина. Перепуганная Аннализа бросилась к нему. Кашель был гораздо серьезнее обычного.

– Уолт, вам плохо?

Подбежав к прилавку с кассой, возле которой они столько раз вели разговоры, Аннализа увидела, что платок, в который кашлял старик, весь испачкан кровью.

– Так что же это было? – спросила Аннализа, сев на соседний стул.

Прошло двадцать минут, мистер Бузински уже перестал кашлять и вернулся из туалета, куда ходил умываться.

– Старость, вот что, – проворчал часовщик, снова садясь за рабочий стол. – Какая-то хроническая хворь…

– Это не шутки, Уолт.

Аннализа очень полюбила старика и не допускала и мысли о том, чтобы его потерять.

– Хроническое обструктивное заболевание легких, – объяснил мистер Бузински. – Надо было бросить курить задолго до того, как меня заставила Гертруда.

– И давно вы бросили?

Часовщик откинулся на стуле, скрестил ноги и откашлялся.

– Ты имеешь в виду, когда я бросал в последний раз?

Аннализа хихикнула – какой же он милый.

– Гертруда умерла в шестьдесят первом. Выходит, в последний раз я бросал в пятьдесят седьмом или около того. Она не давала мне покоя с того самого дня, как мы познакомились.

– Почему вы не сказали мне, что болеете, Уолт? Почему не следите за своим здоровьем? Что говорит доктор? Я постоянно твержу, что здесь слишком пыльно, а теперь выясняется, что у вас болезнь легких. Я больше не дам вам здесь работать, пока не сделаю уборку.

– Ради бога, остыньте, юная леди. Я уже давно принимаю лекарство. Тут ничего не поделаешь – старость не радость.

Потеряв терпение, Аннализа стала выспрашивать подробности. Наконец она объявила:

– Сегодня я буду мыть магазин весь остаток дня и не остановлюсь, даже если на уборку потребуется неделя.

Надо было срочно выручать часовщика. Как вовремя она потеряла работу. Что ни делается – все к лучшему. У бедолаги никого, кроме нее, не было. Уолт стал ей отцом, до которого ее собственному было далеко.

– Разве тебе не надо сегодня работать? – спросил он.

– Я как раз начала рассказывать. Меня уволили за то, что я вылила кофе на ботинки одного скот… то есть одного мерзкого шовиниста. И теперь у меня масса свободного времени.

– Святые угодники, – посочувствовал Уолт. – Ты права. Вот в таком мире мы и живем. Но знаешь что? По мне, так это просто значит, что все это слишком мелко.

Аннализа взмахнула руками, будто разбрасывая конфетти.

– И что тогда не мелко? Я стараюсь рисовать изо всех сил, но удача не идет ко мне в руки – а значит, плохи мои дела. Остается или пойти в официантки, или ползти обратно в Пейтон-Миллз, поджавши хвост.

– Я тебя найму, – предложил Уолт. – Прямо на полный рабочий день и найму.

– Это вы здорово придумали, – шутливо заметила девушка. – Уж я-то возьму ваши часы в оборот. Буду ковыряться вашими маленькими отверточками, пока все не заработает. Магазин устанет звенеть.

– Я с радостью обучу тебя часовому делу, но в магазине нужна и другая помощь. – Уолт откашлялся. – Ты и сама видишь – я уже сдаю. Если не против помочь мне с уборкой, как сама предложила, то почему бы тебе не взять и другие обязанности. Ты могла бы рекламировать товар, вести учет, поддерживать чистоту в магазине и одновременно рисовать. И цены на картины поднимешь. Наверняка ты будешь продавать их лучше меня.

Аннализа замерла по другую сторону прилавка, захваченная врасплох щедростью Уолта.

– Не подумайте, что я не ценю вашего предложения, однако я не хочу принимать подачки.