Вскоре стало ясно, что явление носит массовый характер, все парки наполнились детьми, движущимися из зиккурата к неясной цели, только тогда командиры отделений дали приказ подчиненным бить тревогу, и грянули тысячи громкоговорителей, призывая родителей обратить внимание на отпрысков.

* * *

Юная Ио счастлива: ей первой выпадает честь пройтись по мостику, и она соединится с Величайшим. Сотни других детей смотрят ей в спину с завистью. Гордо вскинув подбородок, она босиком идет к цели, и с каждым шагом все шире улыбка на ее лице, все отчетливей дыхание Ваала.

Из печи вверх выстреливает сноп искр, но не причиняет вреда, лишь в нескольких местах прожигает сорочку. На краткий миг Ио пугается, смотрит на дымящиеся черные дыры в ткани, но теплая мамина ладонь приглаживает разум, и девочка понимает: все хорошо, это добрый живой огонь, он пульсирует, как сердце.

Последние шаги Ио делает полная радости и торжественного ожидания, подбадриваемая песнью, которую поют жрецы и повторяют сотни собравшихся здесь пунийцев. Прыгая в огонь, она уверена: другие пойдут за ней и тоже соединятся с Ваалом, обретут счастье.

* * *

Полицейские опоздали. Тысячи детей, достигая края ступени, с кошачьим проворством перелазали через забор и, раскинув руки, прыгали вниз.

Площади нижних ступеней наполнялись искалеченными маленькими телами, кровь струилась по площадям, как вода во время ливня, в разинутые пасти водостоков. Немногочисленные свидетели трагедии метались в панике либо же падали на колени, вознося хвалу Ваалу.

А спустя десяток минут зиккурат утонул в плаче опомнившихся родителей и тех, кто обнаружил своих запертых детей мертвыми.

Они нашли способ воссоединиться с величайшим: кто-то с помощью веревки, кто-то — ножа или ножниц.

* * *

Гамилькар Боэтарх провожает взглядом шагающую по мостику дочь. Она покачивается, ветер теребит белую сорочку. Наверное, ей больно, когда она ступает по раскаленному мосту над статуей Ваала, ведь она идет босиком. В носу появляется запах горелой плоти.

В Гамилькаре просыпается сострадание, остатки воли мечутся, как обреченная рыбка в пересыхающей луже, отчаянно-больно становится, ведь Ио — последнее, что у него есть, и в его силах остановить жертвоприношение, но он цепенеет.

Так цепенеет куколка прежде, чем дать жизнь чему-то иному. Замирают чувства, отключается разум. Боковым зрением Гамилькар наблюдает, как небо уплотняется, вспучивается, и от него вниз и в стороны бегут ветвистые трещины, змеятся по земле и заканчиваются у его ног, а оттуда, из разрыва, струится смолянистая чернота, оглаживает стопы, поднимается вверх по голеням, бедрам, животу.

Паника захлестывает Гамилькара, но он не в силах шевельнуться. Чернота достигает головы, вливается в ноздри, уши, просачивается сквозь зрачки и преобразуется. Теперь Гамилькар знает, что это — его могущество и власть. Отныне никто не сможет перечить ему!

Эра хаоса закончилась. Да здравствует эра порядка и справедливости!

Наполнившись могуществом, он улыбается, наблюдая, как зарастают разрывы на ткани реальности. Никто не сможет остановить его!

Мне снова надевают на голову мешок, ведут темными коридорами… А может, не коридорами, а просто тут наступила ночь. Летел я десять часов, и день уже закончился, а в Новом Карфагене начался новый, и вечером должны выносить окончательное решение по Карталонии. А еще я чувствую что-то дрянное, нависшее гильотиной, и это никак не связано с моим положением. Что-то произошло сегодняшней ночью, и мне никак не узнать, что именно, ведь с Новым Карфагеном нет связи.

Потом меня заводят во флаер, я этого не вижу, но чувствую. Щелкают кнопки, жужжат приборы, шумно дышит пилот.

— Который час? — спрашиваю я, замирая в ожидании ответа, но карталонцы молчат. И я продолжаю: — Сегодня вечером пунийцы нанесут ядерный удар по Карталонии. По местному времени это будет утро. Полагаю, у нас осталось часов восемь. Я могу остановить процесс, но мне нужно поговорить с генералом, не откладывая беседу на утро.

И снова молчание.

— Раб заботится об имуществе своего господина, — лающим голосом говорят сбоку, предположительно с кресла штурмовика.

В детстве мне попалась потрепанная книга о животных разных частей света. В Северной Карталонии обитали койоты, так я мысленно и нарекаю говорящего, ведь с мешком на голове его характеристики не считать.

— Нет. У меня другой интерес. А именно: низвержение культа Ваала. Все иноверцы, в том числе вы, почитающие Кутерастана, мои союзники. Если вы доставите меня к генералу сразу же, а не отложите нашу встречу на утро, поверьте, он будет благодарен вам.

— Поговори мне тут! — восклицает Койот, но в его голосе сквозит сомнение.