Я пересекла комнату и села на кровать, рядом с девочкой. Она быстро забралась ко мне на колени и уткнулась в шею, продолжая плакать.

— Кира, он точно не оставит меня? — хриплым от долгого рыдания, голосом спросила Лиза. Девочка выглядела до того несчастной, что сердце сжималось от жалости.

— Я сделаю для этого всё возможное, — постаралась успокоить её.

Она лишь крепче обняла меня, прячась в моих руках. Обняла ее в ответ и начала покачивать, гладя по волосам. Сколько мы так сидели, не знаю, но в какой-то момент поняла, что Лиза потихоньку начала успокаиваться.

— А теперь давай прекращать разводить сырость, умойся и приведи себя в порядок. Смотри, как ты Аню напугала. Ничего страшного не произошло, — преувеличено бодро проговорила я, — всё будет хорошо! Мне нужно пойти проверить твоего отца. Позволишь?

Лиза, нехотя, сползла с моих колен и дала Ане увести ее умываться. А я пошла проверять Костю. Даша, которая всё это время стояла за дверью, дожидаясь меня, отправилась следом.

В комнате стоял спёртый запах беды. Повязка, которую сделала ещё на поляне, промокла. Потрогала лоб болезного и выяснила, что у него жар. Бледный, цвет кожи не сильно отличался от белого постельного белья, он выглядел непривычно.

— Кира Андреевна, могу чем-то помочь? — спросила девушка, вместе со мной разглядывая рану.

— Ага. Принеси сумку лекаря, ножницы и чистую кипячёную воду. Да, и позови кого-нибудь из мужчин. Мне барона одной не поднять, а перевязку сделать нужно, — попросила служанку, она кивнула и быстро убежала выполнять приказ.

Ожидая, когда принесут ножницы, разглядывала Костю. Всё время, пока я находилась в комнате, он что-то едва слышно бормотал, но слов не смогла разобрать, даже когда наклонилась к нему.

Даша вернулась очень быстро, неся в руках сумку, а следом за ней появился Кузьма, с большим кувшином тёплой воды.

Ещё раз внимательно и при свете дня порылась в сумке и сделала неутешительный вывод — она для меня практически бесполезна. Из неё я смогла добыть, только чистую ткань, скатанную в рулоны по типу наших бинтов и два знакомых флакона. Со всем остальным содержимым я была просто не знакома.

Первым делом разрезала повязку, как и предполагала, рана загноилась, отсюда и жар. С другой стороны, это означает, что вместе с выделениями уйдут и все инородные частицы, которые я не смогла достать вчера.

Мой папа учил меня, ещё в раннем детстве: радуйся, когда тебя тошнит. Я долго не понимала, чему тут радоваться, и только спустя много лет поняла, истинный смысл этого высказывания — действительно, нужно радоваться, что организм не принимает яд, а извергает его.

В три пары рук быстро обработали ранение. Я — промывала, Даша — подавала необходимое, Кузьма — удерживал лекаря, чтобы он нам не мешал.

— Ну вроде все, — ещё раз осмотрела повязку и осталась довольна проделанной работой, — теперь нужно стабилизировать общее состояние и помочь организму справиться.

Закончив с обработкой и поблагодарив помощников, поспешила к Федосье. Мне нужно было знать, какие отвары у неё есть.

— От температуры да от болезни я делаю отвар из листьев смородины, — вполголоса, будто перебирая в памяти, задумчиво проговорила кухарка — лекаря давно нет, вот и лечимся, как знаем.

Я задумалась. В нашем случае лист смородины вообще не подходит. Надо что-то покрепче.

— А ведь точно! И как я могла забыть?! — обрадовалась я пришедшей в голову мысли — крапива и кора ивы! Первая отличное кровоостанавливающее средство, а вторая вообще кладезь! Кора ивы является и жаропонижающим, и антисептиком, и боль снимает. Как раз то, что сейчас нужно.

— Кира Андреевна, кушать будешь? Как проснулась, ещё не ела, а уже вовсю бегаешь, — остановил меня в дверях вопрос кухарки.

— Буду, только ребят найду и попрошу набрать крапиву с корой. Сейчас вернусь. Пока ем, можно начать отвар делать. С крапивой быстрее будет, кору подольше настаивать придётся, — ответила и поспешила дальше.

Мальчишек долго искать не пришлось, и они быстро принесли всё, что я попросила.

И началась наша борьба за жизнь Кости.

Подходил к концу третий день, как мы вернулись домой из города. После того, как Константин Львович чуть не упал с кровати, когда мы ужинали — организовали дежурство около него. За это время он трижды, на пару минут, приходил в сознание, но был так слаб, что ничего не смог произнести, только, не отрываясь, смотрел на меня. А дальше опять бред, жар и метание по кровати.