Горацио улыбнулся мне мягкой, снисходительной улыбкой, показывая, насколько я не права.

– Мир хрупок, – сказал он. – Эту хрупкость можно проследить здесь, в этих линиях, если хорошенько присмотреться. Если бы система была упорядоченной и следовала собственным правилам, она бы рухнула, дала сбой. И тогда, возможно, возникла бы новая, более совершенная. Люди там были бы сильнее. Порядок является первоосновой, на которой можно построить лучший мир. Именно этого я всегда и хотел, но у меня ничего не получится. По крайней мере, пока жив единорог.

– Значит, вы собираетесь убить его.

– Единорог – наше проклятие, Маржан, – сказал Горацио. – Мы обречены повторять свои ошибки, потому что у них никогда не бывает последствий. С незапамятных времен происходят одни и те же зверства, несправедливость и жестокость, но люди по-прежнему остаются легкомысленными и никогда ничему не учатся.

– Если мы такие ужасные, зачем тратить на нас столько сил?

– Потому что я верю в человечество, – ответил Горацио, – и надеюсь, что мы можем стать лучше. Под всей жестокостью и мелочностью в самых отдаленных уголках наших сердец спрятано зерно чего-то великого, грандиозного. Я знаю, что оно есть, потому что ощущаю его здесь, среди этих существ. Но мир его никогда не видел. И в этом вина единорога.

Он выключил проектор, и график исчез. Казалось, что вместе с ним исчезла какая-то важная связь со здравым смыслом и рассудком, с самой реальностью.

– Чего вы хотите достичь? – спросила я.

– Свободы, – ответил Горацио, – от бесконечного цикла истории и проклятия. Мы готовы к этому, Маржан, и можем начать все сначала.

– А как насчет других существ?

Горацио успокаивающе улыбнулся.

– Они станут семенами следующей великой эпохи человечества, – возвестил он. – Они – наша надежда против тьмы, которая должна наступить вначале. Существа раскроют наши лучшие качества, Маржан. Именно в этом и заключается их цель: благодаря им мы становимся чем-то большим. Нам придется использовать мечты и воображение намного чаще, чем раньше. Мы сможем создать новый справедливый и добрый мир, в котором будем делиться ресурсами и заботиться друг о друге. Но сначала нам нужно освободиться.

Его лицо светилось от восхищения.

– Так нельзя, – сказала я. – Нельзя убивать единорога.

– Другого выхода нет, – возразил Горацио. – Еще одно ужасное деяние, но ради улучшения мира. Мы очистим его от порочности раз и навсегда, и, когда все закончится, люди будут жить свободно, спокойно, ничего не боясь.

– Папе было это известно? – спросила я. – Он знал, чем вы занимаетесь и что хотите сделать?

– Твой отец ничего не понимал, – ответил Горацио. – Он не разделял мое видение, Маржан, и видел лишь страдания. Ему претила мысль о том, чтобы причинить кому-то боль, он не видел, что за ней скрывается что-то еще.

Горацио умолк.

– Я знаю, что будет нелегко. Это нарушение равновесия, подобного которому мир никогда не знал. Наступят темные дни: разрушатся нации, придет война, воцарится хаос. Произойдут ужасные события, но мы выживем: здешние существа спасут нас. Это место будет нашим ковчегом, а когда потоп закончится, мы станем новым народом.

– Я думала, вы ненавидите хаос, – заметила я.

– Иногда это единственный путь, – сказал Горацио. – Если хочешь стать сильнее, нужно встретиться со своими страхами лицом к лицу. Мы – те из нас, кто останется, – будем намного сильнее, чем раньше, и создадим лучший мир. Он окажется справедливым, и в нем воцарится порядок.

– А если ваши расчеты неверны и ничего не изменится?

Горацио кивнул.

– Ты прагматична, – отметил он. – Это хорошо. Я тоже. Колёса судьбы, возможно, потребуется немного смазать. К счастью, у нас есть доступ к системам наведения нескольких сотен ракет.

Должно быть, выражение моего лица изменилось, потому что Горацио улыбнулся, успокаивающе и примирительно.

– Иногда, чтобы увидеть звезды, небо нужно обрушить.

– Вы не можете так поступить, – сказала я.

– Твой отец говорил то же самое.

Терпеливое лицо Горацио помрачнело впервые за весь разговор, и в его глазах появилось что-то зыбкое и темное. Я ощутила опасность, словно сама комната показала зубы. Было ясно, что сейчас может случиться все что угодно, и никто об этом не узнает, ведь я никому не сказала, куда отправляюсь.

– Твое место с нами, Маржан, – произнес Горацио. – В новом мире. Оставайся.

Он внимательно наблюдал за мной. Я понимала, что должна тщательно подбирать слова, иначе мне настанет конец.

– Мне нужно немного времени, – выдавила я, – чтобы подумать обо всем этом.

– Справедливо, – сказал Горацио. – Можешь думать всю ночь, если нужно. Новый мир наступит на восходе.