– Раньше здесь была часть ракетной шахты, – ответил Горацио. – Сейчас же… кое-что другое.

Он повернулся и пошел по залу.

За стеклянными панелями оказались помещения разных размеров и форм. Некоторые были небольшими и узкими, другие же уходили далеко в темноту. Все это напомнило мне залы африканской саванны в крупных музеях естественной истории: нарисованное на заднем плане небо, искусственная трава, стоящие на ней чучела львов и антилоп гну.

Пока мы шли, я начала замечать, что внутри вольеров, меж скал и деревьев, скользят, рыскают, крадутся какие-то фигуры. Поначалу у меня не получалось толком их рассмотреть: они были слишком быстрыми и пугливыми. Я даже не была уверена, что вообще их вижу, но стоило мне пройти мимо очередного вольера, как к стеклу, двигаясь, словно в танце, подлетел крошечный огонек и бесстрашно завис на уровне глаз. Я остановилась. Мне показалось, что огонек зовет меня к себе.

Я подошла поближе, а потом еще и еще, пока не прижалась лицом к стеклу и у меня не осталось никаких сомнений в том, что находится за ним.

Существо, парившее передо мной, было голым и лысым с головы до ног, его стрекозиные крылья тихонько шелестели за стеклом. Тело создания выглядело почти человеческим, только очень маленьким, но руки и ноги были длиннее положенного, а гениталии – во всяком случае, я предположила, что это были они, – смотрелись непривычно. Бледные конечности безвольно, расслабленно висели, мягко покачиваясь в воздухе. На круглом белом, словно лилия, лице существа любопытными черными бриллиантами мерцали глаза.

– Это фея, – произнес Горацио, и мир вокруг меня преобразился.

Я отступила от стекла и почувствовала, что на меня смотрят необыкновенные, диковинные глаза.

В одном из вольеров птицы с крыльями, сотканными из чистого солнечного света, порхали по ветвям гипсового дерева, оживленно щебеча.

– Птицы аликанто, – прошептал Горацио, – из Чили.

В другом из зарослей вереска на меня посмотрел белый олень с золотыми рогами.

– Златорог, родом из Словении.

Чуть дальше, под поверхностью кристально чистого пруда, скользило существо с серебристой чешуей и темной гривой.

– Макара из озера в горах Аннапурна.

Так продолжалось до бесконечности. Существа из всех историй, когда-либо рассказанных мне папой, сейчас наблюдали за мной, живые и абсолютно реальные.

– Что скажешь? – спросил Горацио.

– Как… – начала я.

– На это ушли годы. Потребовалось много терпения и серьезные исследования. Но в этом отчасти и заключается все веселье. Пришлось прошерстить спутниковые фотографии, трудовые книжки, свидетельства о смерти, ища ту маленькую деталь, которая выбивается из общей картины.

Он оглядел длинный зал, ряды вольеров, полных невиданных, невозможных существ.

– Их присутствие можно заметить, все они занимают какое-то место в жизни людей, нужно только знать, куда смотреть.

Каждый вольер был вместилищем удивительных чудес. Среди тлеющих углей каменной костровой чаши скользила саламандра, черная и гладкая, кожа ее мерцала характерным для земноводных блеском. У входа в темную пещеру медленно сжалась в кулаки пара огромных узловатых четырехпалых рук.

– Каменный великан, – прошептал Горацио. – Ужасно свирепый.

С высокой каменной перекладины за нами, помахивая хвостом и оскалив зубы, наблюдала большая кошка.

– Мой отец знал об этом? – поинтересовалась я.

– Конечно, – отозвался Горацио. – Некоторых он лечил.

– Сколько? – спросила я. – Сколько их здесь?

– Сто сорок пять, – сказал Горацио.

Слева от меня тонкая змея с сапфирово-синими глазами отделилась от ветки дерева и поплыла по воздуху, словно была в воде. Горацио наблюдал за тем, как она грациозно скользнула вокруг ствола дерева и между изящными челюстями сверкнул серебром язык.

– Знаешь, почему они существуют? – спросил Горацио.

Я покачала головой.

– Вряд ли кому-то известен ответ на этот вопрос, но у меня есть теория. Я думаю, что они не те, кем кажутся. Это не просто существа из плоти и крови – хотя, как доказала на практике твоя семья, так и есть на самом деле. Но это еще не все. Я думаю…

Выражение лица Горацио изменилось. Он понаблюдал за змеей, которая пересекла вольер, извиваясь в нескольких дюймах над покрытым листвой полом, а потом повернулся ко мне.

– Что ж, – сказал он. – Они напоминают мне, что нет ничего невозможного, а это сокровище дороже любого богатства.

Мгновением раньше он явно собирался сказать что-то совсем другое.

Горацио повернулся и продолжил идти, остановившись, лишь когда мы достигли нужного вольера. Он был больше прочих, и в него не проникал свет. Я сделала вдох, и воздух в моей груди ощутился спертым и гнилым. Ноги ослабели, и мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание.

– Ты чувствуешь это, верно? – произнес Горацио. – Ты побледнела.