– Что это? – спросила я. – Что это за звук?

– Она издает такие звуки каждый раз, когда движется, – ответил доктор.

Еще один шаг. Очередной свистящий стон боли.

– Когда ходит, – поправила я.

– Я так и сказал, – заявил доктор.

– Нет, вы сказали: «Когда она движется». Эти звуки раздаются, когда мантикора ходит.

Еще один осторожный шаг. Еще один всхлип, раздавшийся как раз в тот момент, когда лапа наступила на пол. Головокружительный трепет триумфа почти заглушил ужас. Я знала, что именно случилось с мантикорой, и повернулась к доктору.

– Ей удалили когти, доктор Батист?

Он напрягся.

– Смею надеяться, вы не ставите под сомнение наши возможности. В нашем распоряжении лучший в своем роде объект, оснащенный самым современным хирургическим оборудованием; более опытного персонала не найти ни в одном частном учреждении мира.

– Вы удалили ей когти? – настаивала я.

– Мы провели стандартную минимально инвазивную процедуру.

Я могла бы закончить на этом, и, наверное, так было бы лучше для всех. Но у меня не получилось сдержаться.

– Вы провели тендонэктомию.

Горацио вопросительно посмотрел на меня, и я начала объяснять.

– Он рассек сухожилия, которые позволяли ей выпускать когти. Ведь так, доктор?

Присмотревшись повнимательнее к лапам мантикоры, я разглядела на каждом из пальцев крошечные треугольнички черного кератина.

– Когти заставляют принять такое положение, чтобы они были видны, но не могли причинять вред, а затем надрезают сухожилия. Так ведь?

Доктор молчал.

– Когти врастают ей в кожу, – сказала я.

Это было очевидно, я понимала все яснее ясного. За годы работы в нашей клинике вылечили по меньшей мере дюжину домашних кошек с такой же проблемой, и такие случаи всегда злили моего папу.

– Они могут врастать в мышцы или кости. Нужно это исправить, иначе она всю жизнь будет мучиться от боли.

Доктор перевел взгляд с меня на Горацио.

– Это же просто абсурд, – сказал он. – Девчонке сколько, двенадцать? Ее вообще здесь быть не должно.

– Мне пятнадцать, осел ты высокомерный, – процедила я. – И ты знаешь, что я права.

Горацио с минуту хранил молчание. Он посмотрел на мантикору, все еще наблюдавшую за нами со спокойной злобой, перевел взгляд на доктора и, наконец, на меня.

– Ты уверена?

– Можете сделать рентген и убедиться сами, – предложила я. – Но я могу поручиться за свои слова.

Горацио смотрел на меня задумчиво, доктор Батист – свирепо. Где-то в полумраке Эзра, вероятно, наслаждалась шоу.

– Интересно, – произнес наконец Горацио. – Мы вернемся к этому позже.

Он пожал плечами и повел нас дальше. Жуткое чувство еще долго не покидало меня, после того как черный вольер мантикоры скрылся из виду. Наконец мы остановились у стекла, за которым виднелся густой влажный лес. С ветвей толстых фиговых деревьев свисали лианы, побеги поменьше тянулись вверх, к навесу и искусственному солнечному свету за ним. Запотевшее стекло придавало всему зрелищу спокойный смазанный вид.

– Самка карбункула, – произнес Горацио. – Она обычно бывает в глубине вольера.

– Что мне нужно делать? – спросила я.

– Сделать так, чтобы она отдала тебе камень, – ответил он, – причем отдала его добровольно, иначе ничего не выйдет.

– С чего вы взяли, что карбункул на это согласится? – спросила я.

– С того, что у тебя честная душа, – улыбнулся Горацио.

– Вы, должно быть, не очень хорошо меня знаете, – пробормотала я.

– И конечно, ты обладаешь уникальными способностями.

Горацио собирался сказать что-то еще, но у него перехватило дыхание.

– А вот и она, – прошептал он.

Он указал на зашевелившиеся заросли папоротника. В одной из глубоких ниш вольера появилось существо размером с не очень большую собаку. Полоса света упала на что-то круглое и красное, и оно вспыхнуло ярким пламенем. Секунду спустя существо исчезло в кустах.

– Сможешь? – спросил Горацио.

– Попробую, наверное, – решила я.

Между двумя вольерами был вход в узкий коридор с дверями, ведущими в помещения с животными. Доктор Батист прошел по нему за мной и отпер дверь в вольер карбункула.

– Удачи, – бросил он, протянув мне пару хирургических перчаток.

Затем он открыл дверь, и я ступила в тропический лес.

Воздух был влажным и горячим, густым, словно сироп, и душистым. С широких листьев доисторических на вид растений капала вода. Из-за рядов сияющих огней над головой казалось, что здесь светит настоящее солнце; усыпанный листьями сетчатый навес отбрасывал на землю пятнистую тень. Мои кроссовки увязли во влажной земле.

В глубине вольера снова вспыхнул красный драгоценный камень. Карбункул юркнула за корни фиговых деревьев, метнулась через подлесок и наконец остановилась на небольшой полянке, присев на задние лапы и настороженно за мной наблюдая.