Существо неуклюже выбралось из-под кровати. Оно было похоже на маленького странно сложенного человечка. Короткие ноги сгибались вперед и назад, словно лягушачьи лапки, руки были длинными и худыми. Кожа цветом и текстурой напоминала старую бумагу, с круглого лица смотрели большие печальные глаза. Он, шаркая, подошел к стеклу и помахал рукой, лицо его выражало усталость и смирение.

– Это Стёрджес, – объявил Горацио. – Он был моим самым первым существом. Я обнаружил его у себя под кроватью, когда мне было двенадцать лет.

– Домашний гном, – вспомнила я.

Горацио снова улыбнулся.

– У него и правда недержание? – спросила я.

Мужчина отрицательно покачал головой.

– Нужно же мне было что-то им сказать, – объяснил он.

– Кому «им»? – спросила я.

– Ты не знаешь? – усмехнулся Горацио. – Они – это Феллы. Воображают себя защитниками этих удивительных существ, на деле же занимаются скорее «крышеванием». Они, конечно, знают о Стёрджесе, но с этим ничего нельзя было поделать. Я также уверен, что Феллы следят за твоей семьей. Так что, когда мне требуется помощь твоего отца, я просто говорю им, что Стёрджес опять заболел. Все эти годы он был прикрытием для всех остальных моих питомцев. Мое бедное, дорогое, страдающее недержанием прикрытие.

Меня осенило.

– Они не знают, – произнесла я. – Не знают о мантикоре, о карбункуле.

На лице Горацио заиграла улыбка, полная предвкушения и гордости, и тогда я окончательно все поняла.

– Они вообще ни о ком не знают, – закончила я.

– А с чего бы им знать? – спросил Горацио. – Какое им до этого дело?

Я посмотрела на Стёрджеса. Гном стоял у стекла, ссутулив плечи и опустив голову. Он так ни разу и не поднял на меня глаз.

– Кажется, ему здесь не очень нравится, – заметила я.

– Он всегда такой, – сказал Горацио. – Очень долгое время он был моим единственным другом. Я даже не представлял, что существуют и другие подобные ему. Именно твой отец открыл мне глаза.

Горацио повернулся и пустился в долгий путь обратно к лифту. Я последовала за ним, но не удержалась и оглянулась на Стёрджеса. Он все еще стоял у стекла, наблюдая, как мы уходим, в глазах его не было ни капли надежды.

Горацио повел меня к лифту, где Эзра наконец догнала нас. Я ожидала, что она что-то скажет, но вместо этого Эзра молча зашла в лифт и встала в углу, засунув руки в карманы куртки. Она не участвовала в беседе, но явно наблюдала за нами, не пропуская ни слова.

– Я познакомился с твоим отцом двенадцать лет назад, – поведал Горацио, когда лифт, покачиваясь, начал подниматься. – Тогда у меня был только Стёрджес, и у него начались проблемы с кожей. Я осторожно навел справки, и мне порекомендовали Джима, твоего отца. Не сомневаюсь, что к этому приложили руку Феллы. Они лезут повсюду – скоро ты сама это увидишь. Как бы то ни было, мне нравился Джим. Слегка рассеянный, взвинченный, не спорю, но сердце у него было доброе. Ты, надо думать, тогда была совсем малышкой. В течение следующих пары лет я несколько раз прибегал к услугам твоего отца. Мне нравилось его общество, и, думаю, это было взаимно.

Он замолчал и наконец повернулся ко мне лицом.

– А потом умерла твоя мама.

Лифт остановился и открылся. Горацио вышел, затем придержал для меня двери. Следуя за ним, мы направились по коридору мимо его кабинета и зашли в небольшой конференц-зал с видом на жилые постройки у подножия холма.

– В следующий раз мы с Джимом увиделись вскоре после этого, – продолжил Горацио. – В нем не осталось ни радости, ни любопытства. Он был сбит с толку, потерян, напуган. Я предложил ему помощь. Сначала Джим отказался, но однажды все же пришел ко мне.

– Зачем? – спросила я.

Горацио улыбнулся мне.

– Я был удивлен не меньше тебя, – сказал он.

В комнату тихонько проскользнула Эзра и прислонилась к стене.

– Он попросил дать ему заем. Хотел расширяться, нанять в клинику еще одного врача, чтобы иметь возможность помогать большему количеству людей. А потом Джим сказал кое-что, что изменило всю мою жизнь. Он рассказал мне, что Стёрджес такой не один – есть и другие.

Горацио на мгновение замолчал, давая мне уложить все в голове.

– Мне, конечно, и раньше приходила в голову мысль, что Стёрджес вряд ли единственный в своем роде, – признался он. – Но я и представить не мог, что мне доведется встретить подобных существ. Я помог твоему отцу в его призвании и в процессе нашел свое.

– И в чем оно заключается? – спросила я.

– Я хочу дать им свободу, – произнес Горацио. – Эти создания заслуживают жить в мире, готовом принять и уважать их. Они заслуживают защиты, возможности гулять при свете дня, не опасаясь браконьеров, коллекционеров или ученых, желающих разобрать их на части.

– Сейчас их свободными не назовешь.

– Пока нет, – согласился Горацио. – Это небезопасно. Но рано или поздно все изменится. Так или иначе, я в большом долгу перед твоим отцом. Именно поэтому я пригласил сюда Эзру.

Он глянул куда-то мне за спину, и Эзра шагнула вперед, протянув руку.

– Я с тобой согласна, – заговорила она, глядя мне прямо в глаза. – Доктор Батист и правда высокомерный осел.