– После нее столько не осталось бы, – заметила Эзра. – Скорее всего, в этом нет ничего интересного, но мы будем держать ухо востро. На всякий случай. Впрочем, есть кое-что еще.

Она забрала фотографии и протянула мне другую папку.

– Имя Вэнс Когленд тебе о чем-нибудь говорит?

– Нет, – ответила я и открыла папку. На меня уставилось сердитое лицо лысого мужчины, стоящего на фоне стены из бежевого кирпича. Под злобными глазками были татуировки, губы изогнулись в презрительной усмешке.

– Считай, что тебе повезло, – произнесла Эзра. – Он был настоящим подонком. Сидел на наркоте, грабил, нападал на людей. В тюрьме, что интересно, ни разу не оказался. Умер несколько лет назад. Его нашли в подсобке ломбарда в Лаббоке, штат Техас, где он пытался сбыть украденное. Этот человек… ну, с ним случилось то же, что с твоим отцом.

– Вы думаете, что он как-то связан с папой? – спросила я.

– Может быть.

– Так кто убил этого Когленда?

– Когленд был негодяем, родственников у него не осталось, так что, – Эзра сухо улыбнулась, – стимулов для проведения серьезного расследования было немного. Я не знаю, кто его убил. Но мне хотелось бы это выяснить. Так что, если где-то всплывет его имя или найдется связь с Лаббоком, расскажи об этом мне.

Меня не покидало ощущение, что Эзра все еще изучала меня, наблюдая за моей реакцией на каждое произнесенное ею слово.

– Я… э-э… да. Я сообщу.

– То же самое касается Итаки, – добавила она.

На секунду мне показалось, что Эзра заглянула ко мне в голову и увидела мою спальню, кровать, засунутые под нее неиспользованные билеты на самолет.

– Все, что удастся узнать.

Она улыбнулась холодно и жестоко – так скалится зверь на охоте. Впрочем, улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, и Эзра встала, собираясь уходить.

– Надеюсь, – сказала она, – завтра все пройдет хорошо. – Эзра помедлила. – А если нет, то хотелось бы, чтобы никто, кроме нее, не пострадал.

Когда я направилась в жилой комплекс, уже вечерело. Дорожки, пересекавшие территорию, были обозначены бледной подсветкой. Встречавшиеся люди приветствовали меня непринужденными улыбками. Я пыталась улыбаться в ответ, но на душе было тяжело.

В казарме дружелюбная степенная женщина отвела меня в простенькую чистую спальню на втором этаже.

– Горацио хочет, чтобы все чувствовали себя здесь как дома, – объяснила она.

Показав комнату, женщина вручила мне ключ.

– Вы гостья Горацио, ведь так? – спросила она.

– Э-э, да, – согласилась я.

Женщина улыбнулась, глаза заблестели нетерпеливым восторгом.

– Он показал их вам?

– Их?

Она опустила глаза.

– Тех существ, что находятся внизу?

– А, – поняла я. – Э-э, да. Нам можно…

– Говорить о них? – перебила женщина. – Нет. Но по вам видно, что вы знаете об этих существах. Всегда можно понять, кто встречал их, а кто – нет. Что скажете?

– Я не знаю, – призналась я. – Понятия не имею, что сказать.

– Меня приглашали спуститься к ним уже три раза. Такое не приедается.

Женщина даже немного раздулась от гордости.

– А вы… – я не знала, о чем лучше спросить. – Что скажете вы?

– Я думаю, что это величайшее творение мироздания, как же еще, – произнесла она так, будто другого ответа и не могло быть.

– Семена будущего, да? – поддержала я.

Женщина ласково рассмеялась, улыбка подсветила ее щеки.

– Я больше всего люблю фей. Вы знали, что они каждую ночь поют друг дружке? Это чистая правда. Иногда, если хорошенько прислушаться, пение доносится даже сюда, на поверхность.

Ее взгляд устремился немного вправо, словно она действительно что-то слышала или пыталась расслышать. Через мгновение она вновь посмотрела на меня, тепло улыбнулась и вежливо произнесла: «Что ж, доброй ночи вам».

Дверь за ней тихо закрылась, и я осталась одна. Внезапно воцарилась глубокая тишина.

Завтра мы собирались отрезать мантикоре пальцы по самые суставы. При мысли обо всем, что могло пойти не так, желудок у меня сжался. Мне показалось, что я каким-то образом перестала контролировать что-то важное, а меня самой не должно здесь быть.

И все же я легла на кровать, закрыла глаза и попыталась услышать песни фей, но если они и звучали в ту ночь, то были не для человеческих ушей.

Мантикору завезли в операционную на каталке размером с обеденный стол. Она была без сознания, ее ноги пристегнули кожаными ремнями. Все пальцы существа гладко выбрили и оставили на виду. Хвост мантикоры обернули вокруг тела и в нескольких местах закрепили ремнями. Острое жало на его конце покоилось рядом с безмятежным неподвижным лицом.

Операционная представляла собой огромное белое помещение, сверху рассеивался ореол галогенового света. С осветительного устройства, гигантского паука из стали и света, свисало несколько хирургических ламп на шарнирных креплениях. Операционный стол вкатили в центр комнаты, под лампу, и зафиксировали на месте.