Брат свое дело знал: исполнив задорную мелодию, от которой хотелось пуститься в пляс. Затем ребята по очереди пытались переплюнуть друг друга, исполняя все, что мы учили. Неожиданно меня подняли с бревна и осторожно развернули, позволить себе такое мог только Лаури. И попросил с нажимом, при этом неосознанно хмурился, ожидая категоричный отказ или посыл в лес:

– Потанцуешь со мной?

– Хорошо, – кивнула я, протянув ему руку.

А про себя хихикнула, осознав, что уже который раз отвечаю таким образом.

Мы отошли чуть подальше, благо толпа народа и лошади вытоптали в снегу вполне просторный танцпол. Лаури приобнял меня, но партнерша по танцу ему досталась похожая на капусту из-за обилия одежды. Шубка, свитер, шерстяное платье, нижняя рубашка, бабские штаны с начесом и шерстяные гольфы с толстыми меховыми сапогами нашему чувственному сближению препятствовали. Мешали грациозно двигаться. Поэтому мы, как два неуклюжих чучела, раскачивались на утоптанном пятачке, радуясь просто тому, что все-таки танцуем.

Музыка лилась, живая, душевная, романтическая; ярко светила огромная луна, заливая полнеба серебристым светом; трещал костер; тихонько болтали наши спутники. А мы с Лаури кружили, глядя глаза в глаза друг другу. Кольнула в сердце мысль, что мы как неуверенные подростки топтались у костра впервые выбравшись без родителей на природу. Были у нас подобные походы в детском доме, только там вот так танцевали другие, а не мы с Машей и Викой. Мы почему-то всегда сидели в сторонке и что-нибудь «хомячили», хихикая над влюбленными парочками.

Тем не менее, я понимала, что этот мужчина давно не подросток и, по словам наставника, вряд ли когда-то был таковым в полной мере. Судьбой не позволено. Он кружил меня, все дальше уводя от костра, от смеха в ночной полумрак, словно прятал от чужих взглядов. Мы так увлеклись друг другом и незамысловатым кружением, что не заметили в сугробе корягу. В результате споткнулись и рухнули в сугроб. Благо Лаури успел развернуть нас так, что я упала на него, а не в снег.

Наверное, мы напоминали бутерброд, я лежала на большом и сильном мужчине, ощущая его дыхание, поднимаясь и опускаясь с ним в такт. Наши лица близко-близко и мои ладони на его плечах. И ни один даже не дернулся, чтобы отстраниться, мы скорее настороженно замерли, словно боялись спугнуть кого-то или что-то.

Чуть полежав и осознав, что я не собираюсь вскакивать с воплями, Лаури вытер руку от снега и коснулся моего лица. Влажные и прохладные мужские пальцы коснулись моих губ, подбородка, скул и лба. Затем осмелели, забрались в волосы за ухом, чуть надавили на затылок, не принуждая, а уговаривая наклониться чуть ниже, позволить нам соединить дыхание, разделить его на двоих. Будто под гипнозом, завороженная сияющими глазами, я медленно, очень медленно склонялась, меня затягивало в яркий, цветной водоворот чувств, эмоций, страхов и надежд.

– А что это вы тут делаете? – разрушил сказку ехидный голос Арташа.

Мы с Лаури вздрогнули, моргнули, будто выбирались из обоюдного транса.

– Не хорошо, Арташ, не по-мужски это, мешать собрату охмурять желанную женщину, – попенял нравоучительным тоном Меллик, выглянув из-за спины друга. – Особенно, когда тебя уже два раза выручили из самых сомнительных ситуаций. – Пнув Арташа в спину в направлении костра, Меллик нам подмигнул: – Не обращайте на нас внимания. Мы на вас тоже совсем-совсем не смотрим. Никто-никто!

Сначала мне хотелось раздраженно рыкнуть на обоих придурков, но ситуация, мое положение и похабный тон брата, заставила смущенно захихикать. И не только меня. Лаури приглушенно рассмеялся, прижав меня к себе, крепко-крепко обняв за плечи. Вот так мы остались наедине, спрятанные от остальных высоким сугробом, чем Лаури решил воспользоваться: резко развернул нас, уложив меня на спину, а сам навис сверху. И поцеловал. Жадно, жарко, обнимая мое лицо обеими ладонями, покрывая его короткими жалящими поцелуями.

Закрыв глаза, я погрузилась в этот чувственный беспредел. Потому что почти на публике. Но как было не полюбопытствовать: каков на вкус Лаури, что почувствую? И потерялась в ощущениях. Ведь его губы оказались такими горячими, а мое лицо щипал морозец, особенно щеки и нос. Тем острее были ощущения от его поцелуев, жгучими, яркими, такими… сладкими и обжигающими не только кожу, но и что-то в глубине меня, то ли сердце, то ли душу…

Но не валяться же в снегу, как бы романтично это не казалось, и Лаури это понимал, видимо, лучше меня. Приподнявшись, склонился надо мной, вглядываясь в мои наверняка растерянные, а может и ошеломленные глаза, выдававшие мои чувства лучше любых слов. Мягко, без капли насмешки улыбнулся, симпатично блеснув клыками, и с приятной хрипотцой выдохнул мне на ухо:

– Ты не идеальна, сова. Ты само совершенство! Прости, что не сразу это понял!