А вот что эта дамочка из себя представляет и как дошла до жизни такой: она — в чём-то навь. А в чём-то и нет. И вообще, даже от Потапа, заинтересовавшегося, пришло «Стра-а-анно, но вроде так и есть». Итак, лет пятнадцать-шестнадцать назад личность этой дамочки, на шестом месяце беременности (или как-то так, я со сроками беременности владеющих не разбирался, но по-человечески выходило примерно так) оказалась «затёрта» под водой. То ли во время пиратского нападения, то ли схватки из-за родовой вражды — я в такие детали не углублялся. В общем Дабар — занят, на поверхности реки заклятья и пули свистят. А девице, придавленной как бы не ладьёй на дне, не хватает ни физической, ни магической силы выбраться. Жива, но помирает от удушья, долго и мучительно. И беременная. Лепетала, что хотела «детёнка защитить, хоть как-то». Хрен знает, может, и так. Но даже если она «сознательно» влезла в шкуру нерождённого младенца — я её не осужу. Там и так и так обе бы померли, без вариантов. И что именно она сделала — она вроде как не знает, но заинтересованно шурующий Потап «вроде понял», даже отправил мне пакет этого понимания, прям праздник какой-то.

Итак, задыхающаяся направила все силы: и териантропа, и магические, на своё пузо. Вообще все, и спасти нерождённого младенца их хватило. Только через неделю эта Драса очнулась в колыбели этим самым младенцем: её родные победили и вытащили мертвое тело с ребёнком, вполне живым.

При этом никакого посвящения духу не понадобилось — Драса УЖЕ была посвящена, и тело младенца формировалось в боброморфа. То есть её пытались «посвятить», но Дабр отмахнулся хвостом, мол «и так всё есть». При этом у перерожденки были серьёзные проблемы: энергобаланс тела был если не минусовым, то нулевым. Для младенца, которому расти надо. Несколько лет она хворала и почти не росла, потом начала «набегать» на курятники и прочие хозяйственные объекты в тайне от родичей. Сожранные заживо домашние скоты дали ей возможность вырасти, но в «тощую уродину», как рыдала девица. Как по мне — вполне симпотная девка, ябвдул, скажем так, но ле-е-ень и брезгливо.

Далее выяснилось, что для нормального функционирования Дасе мало только живоедства живности. Нужна некая фракция от живых людей (или только магов). Но не жраньё душ, это и сама девица причитала, и Потап экспертно подтвердил, в том смысле, что «пасть мелкая, не съест». Но эта фракция передавалась при сексе, как выяснилось, когда «хворую страшилу» оттрахал сексом из жалости какой-то Дабар.

В общем, перебралась в Золотой, где была чуть ли не единственной бобрихой. И «развлекалась и жгла», по всяческим гулянкам, используя афродизиак-галлюциноген, потому что «я стра-а-ашная», завывала она. А я задумался: вроде как передо мной навь. Но опасности она живым не представляет, это и Потап подтвердил. Та фракция, которую выкачивает бобриная суккуба — вполне восстановима, что-то вроде душевной витальности, которую вырабатывают все живые души, а она из-за своего чёрт знает чего с кривым сращиванием — почти не вырабатывает.

— Не убива-а-айте, — зарыдала дамочка, используя любовничка как диван.

Ну-у-у… да в общем-то, хрен с ней, подумал я. Потап тоже лапой махнул, да и сообщил, что он — спать.

— Не буду. Прощай, — сообщил я, выпираясь из алькова. — Мелкая навь, крыса. Больше время на успокоение любовников потратил, — честно соврал я подельникам, понимающе кивнувшим.

Тут просто тот расклад, когда эту девицу (которую даже немного жалко, в умеренных пределах) имеет смысл убивать только по «паладинству головного мозга». А я такой хворью не страдаю, а красивый, здоровый и умный Потапыч. И лень просто так убивать, если уж начистоту. Но адресок бобрихи я запомнил. В будущем, возможно, пригодится. А может и нет, но пусть будет.

Дальше — никакого навства. До рассвета пару раз обошли особняк — всё чисто. И, часов в шесть утра, когда народ рассосался (традиции ночевать, в смысле, спать на гулянках, не было, если они не на несколько суток), мы с подельниками направились было из особняка. И наткнулись на компанию из десятка молодых владеющих. Выпимши, но сурово взирающих на нас, с руками на шашках. То есть дорогу перекрывают, хоть и не совсем рядом, зыркают злобно.

— Зорга, кто эти смерррртники — знаешь? — с широким, рефлекторным оскалом, рефлекторно перетекая в форму беролака, поинтересовался я.

— Знаю, Михайло, — растерянно прощебетал птах. — Ничего не понимаю, знакомые… Я сейчас, — чирикнул он, метнувшись к ожидающим.

Нападать они на него не стали, даже поздоровались. Но на вопросы отмалчивались и пырились ИМЕННО на меня. Похоже, «охота на Потапыча» и вправду началась. Только не убийцами, а какой-то сволочной интригой, как я и предполагал. Потому что бухтели, подтверждая взгляды, эти типа, что «дело к Потапычу».