— Пантеон, почтенный. Храм всех богов, — воспринял мою остановку как вопрос Шрын. — Храмовая библиотека, почтенный, под её этой… синью, вот! — вспомнил он «сложное» слово, которым удачно блесканул.

— Понятно. Лови, — бросил я медную монету, исчезнувшую, как и её серебрянная родственница в лапах старшего. — Благодарю, Шрын, можешь идти.

— Благодарю, ваше почтенство, — поклонился страж и утопал вдаль.

А я неторопливо шёл к единственным распахнутым воротам, вчувствуясь в окружение. И у входа меня встретил выскочивший, как чёртик из табакерки, тип в сюртуке. Никаких «жречьих атрибутов» он на себе не носил, но память Михолапа однозначно сынтерпретировала ощущения от него — жрец.

— Добро пожаловать в Пантеон Гденьска, страждущ… — велеречиво начал этот тип, но запнулся.

Приподнял удивлённо брови, всмотрелся острым взглядом и, не слишком уверенно продолжил:

— … собрат? — скорее спросил, чем назвал меня он.

Сам я на это «собрат» тоже удивился. Ни на Земле в сектах не состоял, да и в воспоминаниях Михолапа особой религиозщины не было. Это не точно, конечно, но «жрец» при заключении сделки с соседом (в нашем случае — что-то вроде нотариуса, но не врущий и заверяющий из мистически-религиозных соображений, а не потому что «семью кормить надо») был для бывшего теловладельца не слишком привычной фигурой.

При этом, обращается тип у храма ко мне пусть и с сомнением, но как к некоему коллеге по цеху. Чего в памяти Михолапа не обнаруживается, а хоть намёком должно быть, в конце-то концов! В принципе, судя по сомнениям, жрец вполне может ошибаться — может перепутал с кем.

— Михолап Потапыч, видом, — представился я.

— А-а-а! Слава Апопу! — довольно озвучил жрец, сделав странный жест.

А именно, сложил кулаки, свёл их, но коснулся только большими пальцами — видимо, что-то ритуальное.

— Слава, — с некоторым сомнением кивнул уже я.

Ну-у-у… чёрт знает, кто этот Апоп, хотя какие-то даже не воспоминания, а эмоции внутри на это имечко всколыхнулись. Но ничего конкретного я не помнил, так что хрен знает: «слава» или нет. Может, этот самый Апоп за подобное пожелание охреначит чем-нибудь тяжёлым, потому как в его профессии слава — вещь вредная и ненужная.

— Релз Гон, волхв Двуединого, — представился тип, после чего с искренним интересом уставился на меня. — Как поживают отпрыски богоданного Потапа?

— Кхм… я — последний в роду, — подумав, сообщил я.

— Это дурно, — помрачнел собеседник. — Впрочем, коли ты один, то и ношу Апопу нести не сможешь, — скорее себе, чем мне бормотал он. — Да и, вроде бы, Феллисы рядом живут, службу несут?

Ну охренеть теперь: не успел реинкарнироваться (Ну-у-у… пусть будет «реникарнироваться», хотя ситуация с моим воплощением вышла через жопу. Медвежью), а уже какую-то ношу на меня пристроить собираются. Да ещё за какого-то невнятного, непонятного, да и, в общем-то, нахрен мне не нужного типа — Апопа!

Это не говоря от том, на имя «Феллисы» память просто закидала меня даже не образами — ощущениями. Обида, злость, злорадство. И, наконец, короткое резюме: в разборках рода Потапычей и Феллисов с разгромным счётом один (это я) — ноль (это никого не осталось, включая слуг и домашнюю скотину) выиграли Потапычи.

— Не смогу, — утвердительно заявил я, пока на меня чего-нибудь и вправду не навесили — квест по сбору крысиных хвостов, например. — И Феллисов больше нет. Кончились.

— Друг с другом сцепились? — помрачнел Релз, на что я кивнул. — Надо сообщить в столицу, Конклаву Архижрецов. И откуда владеющих брать? — посетовал он, смотря на меня.

— Наделить? — предположил я, на что жрец досадливо поморщился, отмахнувшись.

— Одарённые ни беса не годятся, почтенный Потапыч, прости меня Двуединый. Десяток из дюжины только хуже сделают, подкормив собой навь, или ещё какую напасть.

Про что этот тип говорит — ни черта не понятно. Но умеренно интересно, что есть, то есть. Но спрашивать его, наверное, не буду: сначала в библиотеку, узнать базовые данные, а потом уже, если будут вопросы, можно их в кого-нибудь позадавать. В этого жреца, например: дядька явно ко мне благорасположен, хотя хрен знает, почему. Ну и точно хорошо информирован — и по речи-разговору понятно, да и до определённого момента, если память не изменяет, всякие религиозные деятели совмещали с засёром мозгов непричастных вполне нужные вещи. Науку, искусство, историю ту же.

— Это печально, — равнодушно отметил я, на что собеседник скорбно, поджав губу, покивал. — Но, уважаемый…

— «Мудрый», собрат, — явно поправил в плане «титула» Релз, бросил на меня острый, проницательный взгляд. — Первый раз в жизни выбрался из своих владений?

— Бывших владений, — уточнил я. — И жреца видел, только когда продавал земли соседу.