Пять дней и пять ночей шел «Везунчик» вдоль острых скал, укрывающих Пустыню от мира. За это время мальчик-ашайн выучил три десятка слов на заморском, шов Тика почти перестал зудеть, а Лала истратила половину заготовленного успокоительного отвара. Морская качка плохо действовала на Ушаша. Он старался, как мог, но нет-нет и появлялись у него на руках следы собственных зубов.

На шестое утро Лала проснулась от странного чувства тишины и покоя. Корабль не шевелился, словно стоял в песках. Когда она вышла на палубу, то зажмурилась. Море, гладкое, как зеркало, сияло невообразимой синевой, будто не одно солнце отражается в нем, а сотня. Озадаченные матросы во главе с боцманом разглядывали безвольные тряпки парусов.

– Чтоб меня русалки до смерти залюбили, если это не магия. – Боцман ткнул толстым пальцем в сторону берега.

Белая кайма прибоя, без которой немыслима береговая линия, исчезла. Синева упиралась в скалы и таким же ровным зеркалом убегала к горизонту. Лучи солнца, не остужаемые ветром, пекли все сильнее, и к полудню все металлические предметы на палубе обжигали до волдырей. Единственным, кому на руку штиль, оказался Ушаш. Ему даже не потребовалась новая порция снадобья до самого вечера. Матросы отдраили все, что можно было, и радовались передышке за игрой в кости. Жайас и Тик решили переждать штиль, запасы это позволяли, разве что вода для питья нагрелась. Так что все блаженно ленились, кроме Лалы – она готовила новые порции лекарств, упражнялась в метании кинжала и читала найденные у Жайаса записи о заморских товарах.

А ночью ее разбудил стук в дверь и отчаянный вопль юнги. Ушаш, который провел весь предыдущий день без успокоительного, сражался в трюме с ошалевшими от страха козами, но это еще полбеды. Неясно, что уж ему привиделось, но до избиения несчастных животных он разбил почти все бочки с водой. Осталась одна, десятиведерная. Памятуя, что может вытворить безумный ашайн, никто не хотел с ним связываться, и послали за Лалой.

Он не узнавал ее голос, бессвязно кричал про чудовищ и махал ножом так, что мог разрезать воздух. На залитом водой полу валялось несколько коз, и при скудном свете двух масляных фонарей казалось, что это огромная лужа крови. Лала улучила момент, подскочила к Ушашу сзади и ударила его по голове первым ухваченным кувшином. Ушаш упал лицом вниз, мгновенно перевернулся на спину, но Лала уже сидела на нем, приставив лезвие к горлу. Не давая Ушашу опомниться, она капнула из пузырька на его растрескавшиеся губы.

– Во быстрые, черти рыжие… – только и смог прошептать боцман, стоявший в дверях.

Между тем мутный глаз Ушаша остановился на лице Лалы и постепенно прояснился, но она не встала с него, пока не убедилась, что он ее понимает.

– Тебе ничто не угрожает, Ушаш, друг мой. Клянусь. Это просто глупые козы своим блеянием нарушили твой покой. Не стоило отказываться днем от снадобья.

Они поднялись с пола, мокрые, лохматые, испачканные козьей кровью. Боцман и прочие молча попятились, давая им проход, но за спиной стали возмущенно перешептываться:

– Он зарезал слишком много коз, мясо протухнет на такой жаре…

– Дурень ты, дьявол с мясом, он нас без воды оставил!

– Ох, на беду мы его взяли…

Тик встретил Лалу наверху и сказал, что с нынешнего дня, пока посланник Шулая не излечится от приступов безумия, он будет либо спать привязанным к кровати, либо разделит комнату с Лалой, чтобы всегда быть под ее присмотром.

– Хаддор, – озабоченно прошептал Тику подоспевший боцман, – у нас воды осталось на сутки.

– Завтра с утра отправим шлюпку к берегу, все равно болтаемся тут. Разведаем, что там как, и воды возьмем. И не такое бывало.

Но назавтра шлюпку отправить они не смогли. Непостижимым образом за ночь «Везунчика» отнесло так далеко, что высокие скалы теперь казались темной ниточкой на горизонте. Почти вся команда стояла и растерянно пялилась на неподвижное водное зеркало, в котором красиво отражались борта корабля.

– Злая магия моря, иначе я не могу объяснить, – наконец сказал Жайас.

– Это все умалишенный, – пробормотал кто-то.

– Да, теперь можем запросто сдохнуть…

– Ага, прожаримся на солнышке, что твой барашек на вертеле.

Матросы стали гадать, как именно погибнет команда из-за Ушаша, нимало не стесняясь того, что и Лала, и сам виновник ночного переполоха стоят тут же.

– Мне жаль, но это не смертельно. Ашайны выдерживают два сухих дня, а если надо, и три. К тому же мы запросто можем пить кровь, тогда еще дольше продержимся, – миролюбиво сказал Ушаш, только что принявший утреннее снадобье.

Все, кто это услышал, забыли как дышать.

– Козью, только козью кровь, – попытался вывернуться Дариш, который имел тонкое купеческое чутье на неприятности, но было поздно.

– Капитан! Этот… кхм… человек – угроза кораблю и команде! – громко и очень решительно сказал боцман.

– За борт его!

– За борт!

– Брюхо вспороть, как он хаддору!

– Дьяволу скормить – может, ветер пошлет!