На рисунке рукой древнего писаря были очерчены границы Пустыни, порт Шулай, оазисы и тонкие прерывистые пути между ними. Обгорелый край скрывал южную часть карты, но из остального было понятно, что Пустыня со всех сторон огорожена скалистыми стенами.

Это была первая подробная карта, которую увидела Лала вообще в своей жизни. Искусный художник не поленился выписать даже барханы Пустыни, хоть и рябило от них в глазах. Оазисы, казалось, беспорядочно разбросанные в песках, при отдалении карты складывались в рисунок, на котором точки оазисов образовывали правильный многоугольник. Будто высшие силы когда-то указали источникам, где пробиться сквозь толщу песков. Лала насчитала двенадцать оазисов. Ни о каких дорогах в пустыне речи не шло, просто тонкие линии показывали примерный путь между поселениями. Шулай, как паук в центре сети, собирал все ниточки, но он был неединовластен. На самом краю карты, возле гор, которые картограф обозначил как «Высочайшая неприступная стена миров», приютился второй и последний город ашайнов: Сайшон. От него все пути вели жирными линиями к Шулаю через оазисы, и одна, тонкая как волосок, шла через горы.

– Что это за город? Он похож на Шулай? – Лала провела пальцем по выпуклым буквам.

– Нет, что ты! Я там не был, но люди рассказывали. Это город на горе и в горе. Хворь Пустыни там почти незаметна, потому что все время холодно и ветер. В Сайшоне ничего не растет, кроме грибов, камнеломки и горгороха. По мне, так гадость, – фыркнул Чигиш.

– А почему тогда люди не уйдут из него?

– Ха, да как же уйти, когда только там добывают сайшонские кристаллы и руду? Только там есть белая глина для тонкой посуды и горная смола для краски. А еще сайшонцы болеют в Шулае. Им воздух не тот, – поучительно объяснил Чигиш.

– Что за кристаллы? – заинтересовалась Лала.

– Точно не знаю. Из них делают лекарства, ну и, конечно, добавляют в металл для ваших кинжалов и другого оружия. Лучше спроси у Мастера Шая.

Лала вспомнила про мазь, отданную ей учителем, но ничего не ответила и снова вернулась к разглядыванию карты.

Из Шулая через единственную брешь в скалах по морю протянулось несколько линий. Одна, толстая, со значком корабля, уходила на восток и была размыто подписана «Этола», вторая, короткая, заканчивалась крестом без подписи, а третья, уводящая на юг, терялась в обугленном краю листка, но под ней можно было прочесть «Благие Земли».

– Чигиш, что ты знаешь про эти Благие Земли?

– Ничего. Вообще ничего. Я и про весь остальной мир кроме Пустыни знаю только от тебя.

– Как думаешь, это старая карта?

– Очень.

– Почему?

– Вот, гляди. Между нашим оазисом и Шулаем тут есть еще один, Змеиный Дом. Но ты ведь помнишь, что ничего на пути мы не встречали?

– Да.

– Так вот. Старый Ашир рассказывал, что его дед был женат на внучке помощника тамошнего знахаря. А помощник как раз единственный, кто выжил во время предыдущей Хвори, потому что сбежал в Шулай, будучи мальчишкой. Хворь уничтожила Змеиный Дом.

– Значит, этой карте не меньше… Сколько у вас живут обычно?

– Ашир из семьи долгоживущих. И отец его. И дед. И, наверное, его жена. И ее родители. И сам этот помощник мальчишка ведь был…

– Короче, пять поколений. Это примерно две сотни лет?

– Наверное…

Лала водила пальцем по морским путям от Шулая до обугленного края и обратно. Она вдруг вспомнила свое морское путешествие и то чувство восторга от грядущей неизвестности. Море тогда казалось ей прекрасным, но недоброжелательным к человеку. Ха! Пустыня вполне могла поспорить с ним за право называться главной убийцей людей.

– Чигиш, а ты хотел бы туда?

– Куда?

– Ну, в Благие эти Земли.

– Не знаю. Может, это просто старые сказки.

– Но все же?

– Как верный слуга Мастера Смерти, я последую за ним куда угодно.

– Вот и договорились.

Лала вложила карту обратно в манускрипт и убрала на дно сундука.

Хворь длилась двое суток. За это время Лала успела возненавидеть коз, людей и даже дромов. Животных не кормили и почти не поили, но это мало помогло – запах нечистот, казалось, въелся в стены и одежду. Это было удивительно, ведь на скотном дворе и в дроммарне так не воняло. Ответ был прост: звери боялись. Люди боялись. Все вместе они издавали в закрытом пространстве ни с чем не сравнимый смрад.