Лала протянула руку, и Шойду медленно, очень медленно разжал ладони. Когда птенца вернули на место, анук снова золотым кольцом обвил гнездо и только тогда успокоился. Но от всех этих перемещений и разговоров соколенок решил, что пора поесть, и поднял писк.

Шойду решительно встал и взял книгу.

– Иди на кухню. Я прикажу, чтобы для твоего птенца готовили отдельно. И придумай, как теперь будешь разрываться между ним и своей работой. Поблажек не будет.

Лала с горечью поняла, что их почти дружеские отношения с Мастером Шойду только что закончились.

И тем удивительнее для нее было следующее утро. Как ни в чем не бывало он пришел в ее комнату с рассветом и лично принес еще теплые потрошки для птенца и с детской радостью наблюдал, как жадно ест соколенок. На третье утро даже анук перестал шипеть при виде Шойду. Мастер-соколятник делился с Лалой маленькими хитростями, неописанными в книгах по выращиванию птенцов, и больше не пытался выпросить у нее синего сокола.

Когда голубой пух стал превращаться в первые настоящие перья, отливающие металлической синевой, Шойду сказал, что пора знакомить птенца с другими птицами. Он должен перенимать повадки и уметь понимать сородичей. Для этого необходимо перевести его в соколятню. Лала оттягивала этот момент до последнего, как мать, которая боится впервые отпустить своего единственного ребенка на улицу без присмотра. Но день переселения неминуемо наступил. К тому времени уже было обустроено гнездо для Джоха, так назвала она своего синего сокола. Надежная сетка защищала гнездо от чрезмерного внимания сородичей, а обильный корм и новое окружение примирили Джоха с переменой жилища. Впрочем, больше переживала Лала. Она так торопилась вернуться с вечерней охоты и убедиться, что с Джохом все в порядке, что опять забыла наловить ящериц для анука. Шойду веселился, глядя на ее смятение, но и хвалил за безмерную любовь к своему соколу.

Все это время сны не посещали Лалу, но она и не волновалась – слишком много было дневных забот. Она с удовольствием приняла приглашение Мастера Шойду вместе съездить в пустыню на вечернюю охоту, как это было в начале их знакомства, но в последний момент его вызвали в Совет, и совместную охоту отложили. А ночью, спустя многие месяцы, ей приснился Мастер Шай. Он молча сидел с ней рядом на скалистом обрыве и бросал в пропасть мелкие камешки, которые взлетали на небо и превращались в звезды. Ни на один из ее вопросов он не отвечал, но его присутствие успокаивало. А когда небо со звездами выцвело и сам Шай стал полупрозрачным, он вдруг еле слышно прошептал:

– Не сожалей. Или ты, или тебя. Триединству быть…

– Учитель, что это значит?! – только и успела она воскликнуть, но ответом была звонкая и прозрачная пустота на том месте, где только что сидел Шай.

Свитки с переписанными толкованиями снов поведали Лале, что брошенные в пропасть камни, ставшие звездами на небе, значат грядущий злой проступок, обратившийся в добро. Суматошный день не оставил ей времени на осмысление сна, а потом и вовсе наступил долгожданный вечер совместной охоты с Мастером Шойду, и Лала забыла о камнях и проступках.

Джоха уже несколько дней кормил приставленный Мастером Шойду немой помощник, которому обещали отрезать руку, если кто-то узнает, что в соколятне появился необычный птенец, поэтому отлучиться можно было надолго. Забытое Лалой чувство, когда не надо спешить, разливалось вместе с прохладным вином по телу и располагало к разговорам. Но Мастер Шойду отвечал невпопад, постоянно озирался и после каждого глотка вина закидывал в рот маленькое семечко, не предлагая Лале. Когда число звезд на небе перевалило за десяток и пора было собираться обратно, Лала вдруг не смогла встать. Она глупо хихикнула:

– Надо же, вроде обычное вино.

Шойду даже не улыбнулся. Он стоял над ней, как башня, и выливал остатки вина из бурдюка прямо в песок. Лале показалось, что вино течет медленно, как масло. Понимание пришло с ударом сердца, таким отчаянно-мощным, что Лала покачнулась. А потом ее окутало ледяное дыхание Хвори Пустыни, и звезды стали гаснуть одна за одной.

– Зачем? – с трудом выдохнула она.

– Мне жаль тебя, сестра Лала из Небесного Ока. У меня никогда не будет такого прекрасного помощника. Но синий сокол – это уже слишком. С нас хватало и дикого анука. Если бы ты сразу мне его отдала…

– При… чем… анук?

– Ты невнимательна, сестра. Первый Кодекс ясно говорит про Триединство Пустыни. Облачный дром и золотой анук, сами выбравшие тебя, – это не просто так. В Совете нет единства. Кое-кто предлагал сразу тебя убить, кто-то – сослать в дальние оазисы. Но меня интересовал синий сокол. Если все правда, он должен был у тебя появиться. И он появился.