И женщина ушла, сопровождаемая злыми взглядами солдат. Богдан же, воротясь на базу батальона, напился вусмерть, как другие, впрочем. В батальоне много пили: и офицеры, и солдаты. Любая операция заканчивалась пьянкой, но и без них употребляли много. На следующий день Богдан продолжил, а потом ушел в запой. Перед его глазами стояла эта женщина, слова которой обжигали душу. Она прокляла не его, а мать. Ковтюха и раньше проклинали — скажем, те же сербы, Богдана это мало волновало. Но эта женщина ударила по самому больному: мать маг любил и помнил даже в длительной разлуке. И где она сейчас? Что скажет сыну, узнав, чем занимается на Родине? Богдану это важно было знать. Неудивительно: даже у отпетых палачей и негодяев есть чувства — пусть даже к единственному человеку на земле.

На операции он более не ездил — просто посылал всех нахер, когда к нему за этим приходили. Чего ему бояться? Он гражданин Германии и местным командирам не подчиняется. К батальону он прикомандирован и сам решает: участвовать в их рейдах или нет. Пришел к нему и подполковник, командовавший батальоном.

— Чому не ходишь с хлопцами? — спросил, присев на табуретку. Мага разместили в одном из кабинетов школы, и обстановка здесь была спартанской: койка, стол и пара табуреток. Шкаф заменяла вешалка, прибитая к стене. — Воны ображаються[3].

— Скучно, — пробурчал Богдан.

— Як це? — удивился подполковник.

— Я воевал и проводил теракты, — сообщил ему Богдан. — Стрелял, в меня стреляли. Был ранен. А это не война — расправа с мирными.

— Вони сепарасты, — не согласился подполковник.

— Но безоружные, — Богдан плеснул себе в стакан и выпил. — Их режут, словно скот. И на хрена здесь маг? Я вообще не понимаю, зачем меня сюда прислали. Прекрасно сами справитесь.

— Я доповим про це начальству, — пообещал подполковник, поднимаясь с табуретки.

— Да хоть в Берлин! — махнул рукой Богдан. — Плевать…

Он и в самом деле не боялся. Ожесточение и злость сжигали его душу. Пошлют под пули — все равно. Он пил. Денщик, которого определили к «немцу», носил ему еду и водку и прибирался в комнате, пока начальник спал. Дни пролетали, словно пули, Богдан им счет не вел. И неизвестно, сколько б это продолжалось, но однажды ночью возле школы, где размещался батальон, остановился военный внедорожник, раскрашенный под камуфляж. Из него наружу вылезли четверо в немецкой форме. Один, с погонами майора, приблизился к часовому, стоявшему возле ворот.

— Тут есть штаб батальона «Спрут»? — спросил на ломаном варяжском.

— Так, пане офицер, — подтвердил немало перепуганным таким явлением солдат.

— Германский лейтенант Ковтюх быть тоже здесь?

— Так, — вытянулся часовой. — Отдыхают в своей комнате.

— Ты нас вести к нему, немедленно! — потребовал майор.

— Такое невозможно, я на посту, — пытался отказаться слав. — Я вызову вам старшего начальника по телефону.

— Найн! — замотал башкой в фуражке офицер. — Сейчас. А мой камрад, — он указал на спутников, — пока что охранять ворота. Шнель!

Часовой решил не спорить с офицером. Да ну их, этих немцев! Еще нажалуются командиру. Ничего плохого не случится, если отведет их к магу. В поселке все спокойно — сепаратистов в нем давно зачистили, никто не вздумает напасть на побратимов. К тому же немцы — воины серьезные, из внедорожника повылезали с оружием в руках. Какие-то маленькие автоматы, которые они достали из кобур на бедрах. Приклады раскладные… Эти не подпустят посторонних.

Солдат отвел двух немцев на второй этаж. С ним увязались офицер и еще один германец с погонами фельдфебеля. Слав, впрочем, в знаках различия Бундесвера не слишком разбирался. Понятно, что подчиненный офицера, поскольку держится за ними позади.

Они прошли по коридору и остановились возле двери в комнату.

— Там он, — ткнул пальцем часовой покрашенное белой краской дверное полотно.

— Гут, — кивнул майор и вдруг добавил: — Саша!

Боль обожгла спину часового. Проскочила под лопаткой в грудь и затопила тело. А после все исчезло… Майор подхватил оружие убитого, не дав ему свалиться на пол, и придержал оседавший на вытертый линолеум труп.

— Туда, за угол, — указал вперед рукой.

Вдвоем, стараясь не шуметь, «немцы» оттащили тело за поворот, где и уложили на пол, пристроив рядом автомат. Фельдфебель вытащил из раны нож, обтер клинок об куртку часового и сунул в ножны.

— Не мутит? — поинтересовался у него вполголоса майор.

— Нет, — сообщил напарник. — Несвицкий правильно сказал: здесь невиновных нет. Ты же видел документы о том, что эти гады тут творят.

— Хорошо, — кивнул майор. — Пошли за персонажем…

Богдан проснулся от того, что кто-то тряс его за плечи. Он замычал и попытался вырваться, но получил лещей по щекам.

— Ауфштейн! — раздалась команда сверху.

И дисциплина, вбитая в него годами, сработала безукоризненно. Ковтюх вскочил и заморгал глазами. Перед ним стоял немецкий офицер с погонами майора. Еще на черном, щегольском мундире виднелась восьмиконечная звезда с цифрой «4» на голубой эмали. Маг. На лейтенанта он смотрел презрительно. Чуть в стороне маячил фельдфебель с тяжелым взглядом карих глаз. И взгляд его добра не обещал.

— Лейтенант Богдан Ковтюх? — поинтересовался офицер. По-немецки он говорил с довольно явственным акцентом.