— Так обстоятельства сложились, — опять вздохнул министр обороны. — Других волхвов не оказалось под рукой, а время поджимало. Сам князь не возражал.

— Да этому головорезу дай только возможность погеройствовать! — махнул рукою царь. — Бесшабашный юноша. Чем думаете наградить?

— Он отказался от награды.

— Как? — изумился Александр Третий. — Офицер не хочет орден?

— Так точно. Он сказал, что наградой для него стало спасение двух сотен тысяч жизней. Таким похвастаться никто не сможет.

— Гм… — задумался император. — Он прав отчасти, но все же неудобно. Князь жизнью рисковал, большое дело сделал, а мы как будто это не заметили. Да те же славы не поймут.

— Мне сообщили, что Черноховский городской совет решил присвоить имя князя одной из главных улиц города и установить в честь этого на доме памятную доску. Вместо проспекта Незалежности появится бульвар Несвицкого. Еще он стал почетным гражданином Чернохова.

— Как скоренько переобулись! — хмыкнул Александр Третий. — Хотя заслуженно. За то, что князь их спас, ему и памятник поставить можно.

— Мне заказать? — спросил министр обороны. — У нас есть студия — художники и скульпторы. Сваяют быстро. Поставим бюст на постаменте.

— Не спешите, — царь хмыкнул. — Рано. Этот мОлодец пока что жив, и помирать не собирается. Пусть славы ставят, если им приспичит, причем, за собственные деньги. К тому ж Несвицкий — гражданин Нововарягии, а не подданный империи.

— Но он помог нам. Подготовленные им волхвы-диверсанты внесли заметный вклад в победу над войсками славов и немецкими частями. Взять эту операцию с мостами. Захватив их, мы справились за две недели.

— Знаю, знаю! — царь сморщился. — Как и то, что он герой. Но больно гордый. Служить империи не хочет, отказывается от награды. Пускай живет в своем Царицыно, если ему так хочется, чарует свой раствор и плазму. Я собирался присвоить ему чин полковника, дать должность при дворе, но он не хочет. Вот и не будем его трогать. Пока что. Все у вас?

— Так точно, — сообщил министр обороны.

— Свободны.

— Честь имею!

Министр вышел. Царь подошел к большому зеркалу на дверце шкафа, и некоторое время рассматривал свое отображение.

— Лет десять сбросил, — произнес вполголоса. — А, может, все пятнадцать. И чувствую себя на пятьдесят. Поправится Несвицкий или нет, вернет ли свой редчайший дар, но теперь я успею научить Екатерину править. Но все-таки какой строптивец! Мальчишка!

Царь возвратился за свой стол и погрузился в чтение бумаг. Пока что заменить его на троне некому…

*

Несвицкий раскрыл окно, прислушался. За дверью тихо. После вечерних процедур с больными персонал угомонился. Никто не ходит по палатам, не проверяет, как там пациенты. Вот и не надо. Он взмыл над полом и выскользнул в окно. Оказавшись снаружи и поднявшись выше, полетел над крышами домов. Вернее, проплывал неспешно. После большого перерыва в волховании леталось трудно, к тому же он пока не восстановился после полученной на складе дозы. Просил Кривицкого перевести его домой на амбулаторное лечение, но тот упрямится — мол, рано. Необходимо сдать еще анализы, пройти положенные процедуры… Перестраховывается полковник медицинской службы. Сам Николай уверен твердо — опасность миновала, он вырвался из лап костлявой. В который раз…

Внизу на улицах ходили люди, спешили по своим делам автомобили, во дворах играли дети. В этот теплый, майский вечер огромный город жил спокойной, мирной жизнью. Никто не всматривался в небо (чего там можно рассмотреть?), а, глянув, очень удивился бы, заметив проплывающую в предзакатной выси странную фигуру — босую и в пижаме. Выданные ему в госпитале тапки Несвицкий надевать не стал — все равно сорвутся с ног, и другой одежды не имел — не дали. Как был в больничном, в том и улетел.

До дома Николай добрался из последних сил. Всего лишь пара километров, но ему они дались с большим трудом. Тренироваться надо… Опустившись на мощеный дворик возле дома, он отдышался и вытер пот со лба. Посмотрел на окна, выходившие к крыльцу. Свет в них горит — семья на месте. Поднявшись по ступеням, он потянул за ручку дверь, открыл ее, вошел и оказался в большой гостиной.

Семья сидела за столом — ужинала. Все трое: Марина, Маша и Антонина Серафимовна. Появление босого и одетого в пижаму Николая заставило их замереть от неожиданности. Марина уронила вилку, а Антонина Серафимовна поперхнулась. Быстрее всех сообразила Маша.

— Папа!

Соскочив со стула, она помчалась к Николаю. Он подхватил ее руки, прижал к себе и расцеловал в измазанные медом щечки. В ответ к его щеке прижались липкими губами.

— Ты, наконец, пришел, — сказала Маша. — А я так ждала! Мама с бабушкой сказали, что ты болеешь и поправишься не скоро.

— А я по вам очень-очень соскучился, — ответил Николай. — Поэтому и прилетел.

— Сбежал? — Марина встала. — Вижу: босой, в пижаме. Послушай, Коля, а Машеньке не вредно быть у тебя на ручках?