— Благодарю вас, князь, — произнесла Екатерина церемонно. — Порадовали вы нас. Жаль не танцуете, не то бы я предложила вам вести меня в мазурке.

— Виноват, — Николай развел руками (в одной из них осталась укулеле). — Хотя вальс я бы, наверно, смог.

— В вальсе у меня есть кавалер, — ответила Екатерина. — Но на мазурку в мой карне[3] был вписан князь Голицын. Но он, однако, заболел. Составите мне пару, князь? — спросила у Касаткина-Ростовского.

— Благодарю за честь, — тот поклонился. — С огромным удовольствием.

— Веселитесь, Николай Михайлович! Раз не танцуете, отдайте должное напиткам и закускам. Невесту угостите.

— J’espère que la prochaine fois, j’aurai l’honneur de danser avec vous (Надеюсь, в следующий раз я удостоюсь чести с вами станцевать), — галантно произнес Несвицкий, взял под руку Марину и отвел ее в сторонку, где у стены стояли длинные столы, накрытые по пришедшей из-за границы моде а-ля фуршет. Обычно угощение гостям располагали в отдельной комнате, но подходящей для нужного числа гостей в Архангельском не нашлось, и столы расположили возле стены у окон, выходящих на подъезд к дворцу. Закрывавшие их шторы раздернули — пусть гости наблюдают за двором: кто уезжает, кто приехал. Напротив одного такого и встали князь с невестой.

Екатерина дала знак церемониймейстеру. Тот вышел в центр зала и поднял руку с шелковым платком. Но взмахнуть им не успел. Во дворе послышались хлопки, со звоном брызнуло стекло, осколками усеяв близлежащий стол, и кто-то вскрикнул на хорах.

— Твою мать! — раздался голос у столов, и все его узнали. — Внимание! Всем отойти от окон к центру зала! Музыкантам — лечь! Похоже, на дворец напали…

*

Богдан Ковтюх родился в небольшом шахтерском городке на юге Славии. Рос в независимой стране. В школе учителя рассказывали им, как Варягия столетиями угнетала славов. Забирала плоды их тучных черноземов, выкачивала недра, взамен давая крохи. Да, строила заводы, дороги, шахты и плотины, но это лишь, чтоб брать побольше. Стряхнув с себя ярмо империи, славы станут жить свободно и богато — так объясняли в школе.

С богатством почему-то не заладилось. С работой у родителей вдруг стало плохо: их предприятие купили иностранцы, после чего завод закрыли. Отец собрался и уехал на заработки в Варягию. Так поступали многие. Империя, которую ругали в телевизоре и в школе, кормила бывших своих подданных и после отделения республики. Мать занималась мелочной торговлей: везла из крупных городов сумки с всяким барахлом, закупленным на рынках, и продавала на базаре. Жили скудно. Отец Богдана, приезжая с заработков, ругал правительство республики, ее парламент, президента, называя их ворами и бандитами. Возможно, сын бы перенял его ненависть к власти, но в двенадцать лет у него вдруг проявился дар.

Случилось это так. Однажды, по дороге к дому после школы на него напали хулиганы — их в городке хватало. Хулиганы забирали у мальчишек деньги и били, если те сопротивлялись. Богдан успел залезть на дерево, где сел на ветке, одной рукой держась за ствол, в другой сжимал портфель. Лезть следом хулиганы поленились и принялись бросать в Богдана камнями. И тут случилось чудо: мальчика как бы окутала радужная пленка, которая не пропускала камни к телу. От такой картины хулиганы сначала впали в ступор, затем посовещались и ушли. О происшествии узнали в школе, Богдана вызвал в кабинет директор и, расспросив, потребовал, чтоб ученик продемонстрировал, как это делает. Богдан и показал — не жалко. А через неделю в город прибыли чиновники из министерства образования. Удостоверившись, что мальчик одаренный, они отправились к его родителям и убедили их отдать Богдана в спецшколу в Западной Европе, конкретно — в Кельне.

— У мальчика задатки будущего мага, — убеждали они родителей Богдана. — В специальной школе их разовьют, обучат нужным навыкам. Со временем сын станет офицером, получит гражданство Германии и будет получать большие деньги. В Европе магов ценят.

Родители, подумав, согласились и подписали нужные бумаги. В самом деле, какое будущее ждет Богдана в Славии? Ну, он окончит школу, а дальше что? Учиться в вузе стоит дорого. В империи не брали денег со студентов, но в свободной Славии эту лавочку прикрыли. Но даже если наскребут на обучение, диплом не гарантирует работы. А так сын вырвется из бедности и заживет, как человек. В Европе — рай…

Довольны были и чиновники. За одаренных мальчиков Германия платила щедро. Предназначались деньги для родителей детей, но им и без того невероятно повезло по мнению чиновников — пристроят сына за границу. А плату заберут себе посредники, они ведь постарались. Доволен был директор школы — он тоже оказался в доле.