Потом была чистка оружия. Мне досталась винтовка пусть и не новая, но в хорошем состоянии. Моему соседу-гимназисту и здесь не повезло. Ствол ему достался ушатанным напрочь. Но в этом вопросе я ему помочь не мог ничем. Почищенное оружие, подсумки и шашки были размещены в пирамиде на пятнадцать мест, которая находилась в спальном помещении.

После обеда, на котором к уже привычной для нас небесной пище – молитве, а также уже привычной земной – каше и хлебу, добавились насыщенные мясные щи и компот вместо чая, мы познакомились с нашим взводным офицером. Точнее, обер-офицером, который являлся куратором или наставником нашего взвода. Взводным я его назвал для себя. Мне удобнее было всё ещё использовать термины из прошлой жизни, несмотря на три года, прожитых в этом мире.

Моим взводным офицером оказался сотник Головачев Николай Павлович, который ранее служил в Первом конном полку Забайкальского казачьего войска. Невысокого роста, весь какой-то квадратный из-за ширины плеч, с буденновскими усами, сотник на послеобеденном построении рублеными фразами поздравил нас с поступлением в училище. Выразил надежду на то, что все стоящие перед ним с честью перенесут тяготы, лишения учебы и станут офицерами. На этом знакомство закончилось, а портупей-юнкерам взводным была дана команда до конца дня решить вопрос со всей формой молодых юнкеров. Завтра с утра будет строевой смотр, после обеда строевые занятия. Остаток дня занимались приведением в нормальный вид мундира, брюк, шинели, папахи.

Третий день в училище оказался насыщенным. Строевой смотр продлился долго. Начался ещё до завтрака и продлился до обеда. Сотник Головачев внимательно осматривал каждого юнкера. Делал замечания и давал время на устранение. И так по каждому виду формы. Два вольнонаемных портных помогали быстро устранять замечания.

После обеда познакомились с ещё одним обер-офицером училища. Им оказался куратор пехотного юнкерского взвода капитан Рунский Николай Петрович. В отличие от нашего взводного, капитан был высоким, стройным и подтянутым. Все его движения, жесты и повороты представляли собой поистине строевую поэзию. Изящество, лёгкость и отчётливость движений мог понять и оценить только военный глаз. Такую красоту строевой подготовки в моём времени можно было наблюдать только в роте почетного караула кремлёвского полка. Четыре часа длилось наше знакомство, и всё это время мы изучали азы шагистики под руководством этого блестящего в строевом отношении офицера.

Наконец ужин, и мы, уставшие, ввалились в спальное помещение, где нас ожидал сюрприз в виде юнкеров старшего класса. Сегодня, оказывается, был день их возвращения из отпуска. Наши портупей-юнкера бросились здороваться с одноклассниками, а мы застыли толпой около входа в помещение.

Я рассматривал старших юнкеров, одетых в парадную форму, стройных, подтянутых и выгодно отличающихся от нашей братии, одетой в домашнюю форму.

«Неплохо здесь поставлено обучение, если за один год привили юнкерам такой бравый воинский вид, – подумал я. – До капитана Рунского, конечно, им далеко, но в мою бытность в РВВДКУ такой выправки и за четыре года учёбы многие однокурсники не добились. Хотя строевая была не главным предметом, но всё же, всё же».

В этот момент в помещение вошёл сотник Головачев. Тут же последовала команда: «Смирно-о-о!» Все застыли, вытянувшись во фрунт.

– Знакомимся?! – сотник обвёл помещением взглядом. – Это хорошо. Знакомьтесь! А портупей-юнкера доведут до молодых традиции взвода.

Произнеся эту фразу, Головачев развернулся кругом и вышел.

– Вольно! – скомандовал взводный портупей-юнкер Забелин.

«Что же, посмотрим, какие традиции в казачьем взводе Иркутского юнкерского училища и какой тут цук^[1] и цуканье, – подумал я. – В воспоминаниях Маркова, Дутова об обучении в Николаевском кавалерийском училище, которые прочитал в своём времени, описание цука не очень привлекательно выглядит. Особенно катание “корнетов” в туалет на своём горбу. Но оба отмечали, что такого в “царской сотне” не было. Там были свои, казачьи традиции. Хотя о чём я?! Со слов цесаревича, “царская сотня” только ещё формируется, а здесь уже традициям семнадцать лет».

Между тем по команде «вольно» старшекурсники, мне так удобнее было их называть про себя, образовали что-то напоминающее двухшереножный строй в глухом углу помещения, при этом пятеро из них, взяв табуреты, сели за стол перед строем. Двое из них имели по три лычки на погонах, трое по две. Но ни взводный, ни отделенный портупей-юнкер в этот президиум не попали.

Вперёд вышел портупей-юнкер Забелин и произнёс:

– Господа юнкера, с сегодняшнего дня вы все по традициям казачьего взвода училища получаете звание «казак», которое будете носить до окончания первого класса. К каждому из вас будет прикреплён «хорунжий». Такое звание имеют все учащиеся второго класса. «Майоров», то есть оставшихся на второй год обучения, в нашем взводе нет. Теперь позвольте представить вам Совет охраны казачьих традиций, который разрешает все возникшие споры на уровне юнкеров, не требующих вмешательства офицеров.

Забелин сделал несколько шагов в сторону, открывая нашему взору стол с советом.