– С офицерами! – воскликнула Лидия. – Как же тетя об этом ничего не сказала?

– Обедают в другом месте? – сказала миссис Беннет. – Какая досада!

– Могу я воспользоваться коляской? – спросила Джейн.

– Нет, дорогая, поезжай лучше верхом. Собирается дождь, и тебе там придется

переночевать.

– Неплохо придумано! – сказала Элизабет. – Если только вы уверены, что ее не отвезут

домой сами хозяева.

– Но ведь карета мистера Бингли будет с мужчинами в Меритоне. А у Хёрстов вовсе нет

лошадей.

– Мне все же хотелось бы поехать в коляске.

– Милочка, я уверена, что папа не сможет дать лошадей. Они нужны для работы на ферме,

не правда ли, мистер Беннет?

– Лошади нужны для работы на ферме гораздо чаще, чем их удается для этого получить!

– Если вы используете их там сегодня, мама будет довольна, – сказала Элизабет.

В конце концов от отца добились подтверждения того, что лошади заняты. Джейн должна

была поэтому ехать верхом, и мать проводила ее до ворот, с довольным видом предсказывая

ухудшение погоды. Надежды эти вполне оправдались: не успела Джейн выехать, как начался

проливной дождь, который привел в беспокойство ее сестер и чрезвычайно обрадовал мать.

Дождь продолжался весь вечер без перерыва, так что о возвращении Джейн не могло быть и

речи.

– Как хорошо я придумала! – не раз восклицала миссис Беннет, как будто она не только

предсказала, но сама и вызвала ухудшение погоды. Однако только на следующее утро она смогла

полностью оценить великолепие своего замысла. Завтрак подходил к концу, когда из

Незерфилда прибыл слуга со следующей запиской, адресованной Элизабет:

“Дорогая Лиззи, сегодня утром я очень плохо себя почувствовала – должно быть, оттого,

что вчера основательно промокла. Наши добрые друзья и слышать не хотят о моем возвращении,

пока я слегка не поправлюсь. Они настаивают также на том, чтобы меня осмотрел мистер

Джонс, – поэтому не тревожьтесь, если услышите, что он меня навестил. У меня всего только

головная боль и небольшое воспаление в горле.

Твоя и т. д.”.

– Что ж, моя дорогая, – обратился к жене мистер Беннет, когда Элизабет прочла записку

вслух, – если ваша дочь серьезно заболеет и, быть может, умрет, – каким утешением будет

сознавать, что произошло это в погоне за мистером Бингли, осуществленной по вашим

указаниям.

– Я не опасаюсь за ее жизнь. От простуды не умирают! За ней будут хорошо ухаживать, и,

пока она там, ничего плохого с ней не случится. Если бы можно было взять экипаж, я бы ее

навестила.

По-настоящему встревоженная Элизабет решила проведать сестру. И так как экипажа не

было, а ездить верхом она не умела, ей не оставалось ничего другого, как отправиться в

Незерфилд пешком. Она объявила об этом намерении.

– Ты с ума сошла, – воскликнула мать, – идти пешком по такой грязи! Да на тебя смотреть

нельзя будет, когда ты туда явишься.

– Зато я смогу присмотреть за Джейн, а это все, что мне нужно.

– Может быть, Лиззи, все же послать за лошадьми? – спросил отец.

– Нет, право, не нужно. Я даже буду рада пройтись. Расстояния не замечаешь, если перед

тобой определенная цель. Да тут и всего-то каких-нибудь три мили. К обеду я буду дома.

– Восхищаюсь твоей готовностью помогать ближнему, – сказала Мэри. – Но каждый

душевный порыв следует поверять разумом. Во всяком деле, мне думается, нужно прилагать

силу, соразмерную необходимому действию.

– Хочешь, дойдем вместе до Меритона? – предложили Кэтрин и Лидия.

Элизабет согласилась, и три девицы вышли из дома одновременно.

– Если мы поспешим, – сказала по дороге Лидия, – мы, быть может, еще застанем капитана

Картера перед отъездом.

В Меритоне они расстались. Младшие сестры отправились к жене одного из офицеров, а

Элизабет быстро зашагала вперед, пересекая одно поле за другим, торопливо перебираясь через

насыпи и прыгая через канавы, пока не оказалась перед Незерфилдом, усталая, в забрызганных

грязью чулках и с пылающим от напряженной ходьбы лицом.

Ее провели в комнату для завтрака, где собралось незерфилдское общество за исключением

Джейн. Приходу Элизабет все были немало удивлены. Сестрам мистера Бингли казалось просто

невероятным, что она могла пройти в такую рань, при такой погоде да еще в полном

одиночестве целых три мили пешком. И хотя она была принята весьма любезно, Элизабет

понимала, что в их глазах поступок ее не заслуживал одобрения. В поведении мистера Бингли,