– Очень заботится? Что ж, я и в самом деле думаю, что Дарси неплохо о нем позаботился –

как раз тогда, когда Бингли в этом нуждался. Из нескольких слов, сказанных Дарси на пути в

Кент, я понял, что его друг перед ним в немалом долгу. Впрочем, как бы мне не пришлось

просить у Дарси прощения, – я толком не знаю, что речь шла о Бингли. Это всего лишь мои

предположения.

– А что вы имеете в виду?

– Так, одно обстоятельство, сведения о котором Дарси не захотел бы сделать всеобщим

достоянием. Они могли бы дойти до семейства одной особы, что было бы весьма неприятно.

– Будьте спокойны, я о них не проговорюсь.

– Не забывайте при этом, что, может быть, он подразумевал вовсе не Бингли. Он сказал

лишь, что вправе поздравить себя со спасением друга от неприятностей, связанных с неразумной

женитьбой. Но ни имен, ни подробностей я от него не слышал. Я заключил, что дело касается

Бингли, только потому, что, как мне кажется, тот вполне способен попасть в подобное

положение. К тому же они с Дарси провели вместе прошлое лето.

– А назвал ли вам мистер Дарси причины, которые заставили его вмешаться в дела его

друга?

– Насколько я понял, девица вызывала серьезные возражения.

– Каким же способом вашему кузену удалось их разлучить?

– Он об этом не говорил, – улыбаясь, сказал Фицуильям. – Я вам передал все, что известно

мне самому.

Элизабет ничего не ответила. Сердце ее кипело от гнева. Подождав немного, Фицуильям

осведомился о причине ее задумчивости.

– Я размышляю о том, что сейчас узнала, – ответила она. – Поступок вашего кузена мне не

очень понравился. Кто он такой, чтобы считать себя судьей?

– По-вашему, его вмешательство было бесцеремонным?

– Я просто не понимаю, какое право имел мистер Дарси решать, разумна или неразумна

привязанность его друга. Как мог он один судить – с кем Бингли найдет свое счастье. Однако, –

добавила она, опомнившись, – раз мы не знаем подробностей, мы не вправе его упрекать.

Должно быть, привязанность была с обеих сторон не очень глубокой.

– Вполне разумное предположение! – воскликнул Фицуильям. – Хотя и не слишком лестное

для оценки его заслуг.

Слова эти были сказаны в шутку. Но эта шутка настолько соответствовала ее представлению

о мистере Дарси, что, не доверяя своему самообладанию, Элизабет побоялась на нее ответить.

Она перевела разговор на случайную тему и продолжала его до самых дверей пасторского дома.

Закрывшись после ухода Фицуильяма в своей комнате, она могла без помех обдумать

услышанное во время прогулки. Трудно было предположить, что речь шла не о близких ей

людях. В мире не могло существовать двух человек, находившихся под таким неограниченным

влиянием мистера Дарси. О некотором его участии в событиях, разлучивших Бингли и Джейн,

она подозревала и раньше. Но руководство и главную роль в этих событиях она всегда

приписывала мисс Бингли. Оказывалось, однако, если только Дарси не обманывало собственное

тщеславие, что именно он, именно его высокомерие и самонадеянность были причиной всех

прошлых и будущих горестей Джейн. Не кто иной, как он, лишил всякой надежды на близкое

счастье самое нежное и благородное сердце на свете. И едва ли можно было предугадать, как

долго оно не оправится от полученной раны.

“Девица вызывала серьезные возражения!” – сказал полковник. По-видимому, эти

серьезные возражения состояли в том, что один ее дядя был провинциальным стряпчим, а

второй – лондонским коммерсантом.

– Против самой Джейн никто не посмел бы ничего возразить! – воскликнула Элизабет. –

Столько в ней прелести и обаяния! Настолько она разумна и так хорошо умеет себя держать!

Ничего нельзя было бы сказать и против нашего отца. При всех его причудах, даже мистер Дарси

не мог отрицать его здравого смысла, его высокой порядочности, – такой, которой самому

мистеру Дарси, наверное, никогда не достичь!

Элизабет вспомнила о матери и почувствовала себя менее уверенно. Но она все же не

допускала мысли, что Дарси серьезно покоробили недостатки миссис Беннет. Гордость Дарси,

очевидно, страдала бы сильнее, породнись его друг с людьми неподобающего круга, нежели –

ограниченного ума. И мало-помалу она убедила себя, что поступок Дарси объяснялся его

крайним высокомерием и желанием выдать за Бингли свою сестру.

Пережитое ею душевное потрясение привело к слезам и головной боли, которая к вечеру