— Считается, что да, — ответил Николай.

В зале засмеялись.

— Не слушайте его! — Марина хмыкнула. — Великая княжна Екатерина по-своему хороша. Умна и образована, сведуща в военном деле. У нее единственной на бале оружие имелось. Из него мой муж и застрелил двух террористов.

— Наш человек! — одобрил врач, сидевший за соседним столиком. — Наши женщины, когда на фронте стало худо, пошли в окопы, и цесаревна, значит, не чурается оружия. Не только танцы на уме.

— Танк водит лучше, чем автомобиль, — добавила Марина.

Зал одобрительно загомонил. Посыпались вопросы. Несвицкого спросили: каков он, император?

— Серьезный, умный, представительный, — ответил Николай. — Несмотря на возраст, крепок. Процарствует еще немало лет.

Марину спрашивали про наряды: что носят женщины в империи? Та пообещала показать им платья, которые приобрела в Москве. Так проболтали два часа, пока Кривицкий не сказал, что хватит — всем завтра на работу. На прощание молодоженам пожелали счастья и прибавления в семье. На том расстались.

Дома Николай с новоиспеченной супругой, сняв мундиры, чаевничали в кухне, как привыкли перед сном. При этом Марина улыбалась своим мыслям и, поставив чашку, с загадкой в взоре глянула на Николая.

— У меня есть муж, — сказала томно. — Поверить не могу!

— Почему не можешь? Он что, где-то спрятался? — схохмил Несвицкий и, озабоченно, заглянул под стол.

— Да, вроде, рядом сидит, — она шутливо ткнула кулачком ему в бочок. — Но почему-то он меня не обнимает, не говорит, как любит. А раньше говорил!

— Ну, это мы сейчас исправим, — ответил Николай, вставая. Подхватив жену на руки, отнес ее постель.

— Княгинюшка моя, — принялся шептать ей в розовое ушко. — Родная, нежная, любимая…

[1] Стихи Игоря Борисевича. Немного изменены автором романа.

[2] Слова Игоря Николаева.

Глава 7

7.

Потекли, как говорили в прошлом Николая, трудовые будни. Утром Несвицкие шли в госпиталь, где расходились по местам. Марина — к деткам, Николай в цокольное помещение, где чаровал раствор здоровья. Потом направлялся в хирургию, где занимался плазмой. Обед, а дальше снова плазма или раствор здоровья. Волхв из империи, который подменял его на время отпуска, с радостью уехал — в Царицыно ему не нравилось, что он и не скрывал. Специалистом сменщик оказался так себе, зато капризным и заносчивым.

Работа вскоре кончилась. Даже Кривицкий с его натурой хомяка сказал однажды: «Хватит! Отдыхайте!», после чего Несвицкий заскучал — заняться было нечем. Оттачивать приемы волхования не хотелось — дед в свое время погонял его нещадно. Да и к чему они? Вновь воевать? Так в этом нет нужды. В скором времени в Царицыно прибудет группа волхвов из империи, они и станут диверсантами, когда начнется наступление. По договоренности с дедом Несвицкий их научит всему, что занимался в прошлой жизни, а дальше — сами.

Он с удовольствием занялся бы подготовкой волхвов, но их пока что не было, и Николай отправился к Марине в отделение и впечатлился там увиденному. Поскольку раненых детей туда не привозили — их просто не было из-за отсутствия прилетов, отделение превратилось в реабилитационный центр. Приехавшие из империи специалисты привезли в Царицино новейшие протезы и подгоняли их для маленьких ампутантов. Заодно учили ими пользоваться.

Даже такой прожженный волк, каким Несвицкий был в прошедшей жизни, при виде деток, ковыляющих по коридору на своих искусственных ногах, почувствовал, как сжало горло. Постояв так некоторое время, он повернулся и отправился во двор. Там сел в автомобиль и съездил в город, где в ближайшем магазине накупил конфет и прочих сладостей. Сгрузил все это в два мешка и притащил к Марине в кабинет.

— Зачем все это? — укорила мужа заведующая отделением. — Детей здесь кормят хорошо и сладости дают. А тут их столько! Еще расстроятся желудки.

— Разреши мне понемножку, — попросил Несвицкий. — Жизнь их обездолила, так пусть хотя б кусочек или маленькая минутка радости.

— Ладно, — подумав, ответила Марина и вздохнула: — Мне и самой порою сердце режет на них смотреть. Возьми корзинку у сестры-хозяйки, насыпь в нее конфет и отнеси в палаты. Раздай по парочке, но не больше!

Несвицкий так и поступил. Встречали его радостно. Дети гомонили, выуживая понравившиеся им сладости в корзинке, улыбались дяденьке и благодарили. А в одной палате к нему внезапно обратилась девочка лет четырех.

— Дядя волхв! Ты обещал отрастить мне ручку. Мне сделали другую, но она плохая: тяжелая и пальчики не гнутся, — она продемонстрировала протез, который заменил ей ампутированную кисть. — А я хочу живую!

В груди у Николая сжалось сердце. Он вспомнил эту кроху: некогда она действительно просила вырастить ей новую руку. Тогда он кое-как отговорился, пообещав, что что-нибудь придумает. И вот ему напомнили…

— Как тебя зовут? — спросил у девочки.

— Маша.