– Если бы мы сцепились с Японией, тётушка и племянник прыгали бы выше крыши своего дворца в Пекине от радости, – зло усмехнулся князь. – А следы могут найтись, если наша разведка и дипломаты установят связи между китайскими и японскими сторонниками необходимости войны России и Японии именно сегодня, пока мы не укрепились более основательно на Дальнем Востоке. Хотя как по мне, то плодородные земли и мягкий климат Кореи куда предпочтительней уссурийской и амурской тайги. Кстати, о хунхузах, которые напали на пароход цесаревича, что-нибудь слышно? Как там комиссия работает?

– Известно. Двадцать семь человек из нападавших бандитов пойманы и допрошены. Вся информация, которую ты мне изложил в телеграмме, подтвердилась. Сотню набрали, вооружили, привели к станице Черняева и дали команду напасть с двух сторон. После неудачной атаки и возвращения в Китай те, кто набирал сотню, уехали, а оставшиеся выбрали нового атамана и его подручных и решили дальше жить вольной бандитской жизнью, благо и снаряжение, и вооружение получили богатое, – Александр III невесело усмехнулся. – Знаешь, как их поймали?

– Нет, мне это неизвестно. Но думаю, наши казачки отличились.

– Не угадал. Рано утором перед крыльцом городской ратуши Благовещенска сторож обнаружил двадцать семь связанных бандитов и голову двадцать восьмого, через проткнутые ушные каналы которой был продёрнут кожаный ремешок с прикреплённым футляром. Внутри футляра оказалось письмо, в котором в изысканных выражениях с соблюдением всех дипломатических протоколов Шисы Яньван, или Владыка Ада, приносит извинения мне и моему сыну в том, что какие-то неизвестные ему лица воспользовались его именем при столь неприятном инциденте. В знак своего уважения к императору и его семье он передает в руки российского правосудия оставшихся в живых бандитов, которые совершали нападение на станицу Черняева и пароход Ники.

– Интересный ход со стороны бандита. Эффектный и эффективный. И себя в глазах разбойничьей братии не уронил, сдав властям, да ещё чужой страны, таких же бандитов, но которые пытались его подставить. А написав письмо самому императору и самодержцу всероссийскому – вознёсся наверняка в бандитских кругах до невероятных высот! Вот шельмец-дипломат! – главный егерь императорского двора громко расхохотался.

– Да, дожил. Уже с китайским бандитом дипломатическую переписку веду! – улыбнулся Александр III, а потом, не выдержав, также расхохотался, чуть не расплескав коньяк в рюмке, которую продолжал согревать в ладонях.

– По какому поводу веселье? – в кабинет тихо вошла Мария Фёдоровна, одетая в красное бархатное платье, отделанное черными кружевами и вышивкой с использованием черного агата и оникса, которое очень гармонично смотрелось рядом с мундиром Александра III на церемонии встречи наследника.

– Ваше императорское величество… – вскочил из кресла князь Барятинский. За ним грузно поднялся император.

– Владимир Анатольевич, оставь церемонии. Тем более я хотела поговорить с тобой как с нашим другом, – императрица подошла к мужу и взяла из его рук рюмку с коньяком, а потом, взяв со стола фляжку, встряхнула её.

– Судя по всему, выпить ещё не успели. Это хорошо.

Мария Фёдоровна взяла со стола звонок и позвонила. Когда на пороге комнаты появился и почтительно застыл лакей, произнесла:

– Бокал красного.

Пока лакей ходил за вином, князь подвинул ещё одно кресло к столику, в которое плавно и грациозно присела Мария Фёдоровна. Словно из воздуха возник слуга и поставил перед императрицей бокал ее любимого шато-лафит восьмидесятого года.

– Как же я сегодня устала… – Мария Фёдоровна пригубила из бокала, после чего поставила его на стол. – Надо было в Гатчине встречу Ники устраивать.

– Дорогая, мы же говорили об этом, – невесело усмехнулся Александр III. – Для очень большой группы лиц была бы неудобна встреча наследника из путешествия в Гатчинском дворце. Им пришлось бы возвращаться в ночь в столицу на поезде.

– А теперь неудобно нам. Не люблю я Зимний дворец. Быстрее бы завтра домой уехать, – императрица сожалеюще вздохнула. – И Ники какой-то странный. Я сейчас с ним почти час разговаривала наедине. Он сильно изменился. Замкнулся, стал раздражительней, и я увидела, что он чего-то боится!

– Ваше императорское… – начал Барятинский, но был прерван императрицей:

– Владимир Анатольевич, мы же договаривались?!

– Хорошо, Мария Фёдоровна. Я думаю, на Ники сильно повлияли покушения на его жизнь. Если в Оцу он ещё храбрился, делал вид, что ничего страшного не произошло, то во время нападения на пароход, мне кажется, что-то в нём надломилось. Он почти двое суток потом не выходил из номера постоялого двора в станице, где заперся с князьями Кочубеем и Оболенским. Те изредка появлялись из номера в остекленевшем состоянии, а Ники вышел только вечером третьего дня. Почти трезвым, но страх из него не вышел.

– Там было страшно?! – спросила императрица, достав из рукава и прижав небольшой кружевной платок черного цвета ко рту.