В голову приходит крамольная мысль, уж ни здесь ли Антон Павлович подглядел столь яркий характер? Может, дальние предки товарища Белогорского уже тогда изумляли местный люд?

Домик-то чеховский тут недалеко. Я сейчас на улице Кирова, самой длинной в Ялте, по которой туристы и отправляются в паломничество к жилищу великого насмешника над россейскими чудачествами.

Но мне сейчас совсем в другую сторону. Транспорт, после такой насыщенной беседы мне, конечно же, предоставить не удосужились. Добирайся, Евстигнеев, как хочешь. А то, что мы на тебя убийц-рецидивистов навели, это уже не наши проблемы.

Однако всё, что во мне кипело ещё полчаса назад, сейчас больше напоминает стариковское бурчание. Вскоре и оно тает под очарованием тёплой ялтинской ночи.

Время на часах половина третьего. В эту пору все запоздалые гуляки вернулись по домам, а даже самые трудолюбивые пчёлы дремлют в своих постелях. В воздухе висит запах сирени. Она свешивается пышными соцветиями из-за каждого забора. Белая, разлапистая «Гусевская», тёмно-бордовая «Огни Москвы» и ещё десятки разных сортов, которым я не знаю названия.

Тишина вокруг стоит невероятная. Мои шаги разносятся по пустым переулкам, так словно их слышно на весь город. От этого становится даже неудобно, словно закашлялся в оперном театре, поэтому я стараюсь меньше шаркать ногами и ступаю почти бесшумно.

Наверно поэтому мне и удаётся услышать тихий звук, словно где-то в переулке мяучит котёнок. Тихо так. Жалобно.

Стоял бы сейчас день, с его троллейбусами, толпой и шумом — ни за что бы не услышал.

Мяучит он и мяучит. Нет бы пройти мимо. В любом случае брать к себе я его не собираюсь. Меня с котёнком элементарно в гостиницу не пустят. Молока, там, или сосисок, или чем там полагается задабривать грустных котят, тоже при себе не имеется. Так что искать его в темноте крымской ночи нет совершенно никакого смысла.

С этими мыслями я останавливаюсь и сворачиваю в переулок в поисках источника звука. И совсем скоро нахожу.

На истёртых ступеньках аптеки, построенной, наверное, лет сто назад, сидит девушка. Тоненькая, темноволосая, совсем юная. Обхватила руками коленки и всхлипывает.

Одета в тонкое летнее платье, больше похожее на домашний халатик. А, может, халатик и есть. Только странно, что она в нём по улицам разгуливает.

— Доброй ночи, — говорю первое, что приходит в голову. Ведь хуже выныривающих из темноты незнакомцев могут быть такие же незнакомцы, только ещё и молчаливые. — Заблудились?

— Из дома сбежала, — она решительно шмыгает носом.

— А что так? — удивляюсь.

— Потому что Васька приехал, — объясняет она.

Есть у писателей одна скверная черта. Любопытство. Сколько поговорок про это придумал народ, начиная с Варвары и её носа. Но уйти, не выслушав историю этой девушки, которая в одном халатике плачет в темноте, это выше моих сил. Это, можно сказать, профессиональный риск.

— Кто такой Васька? — спрашиваю, присаживаясь рядом с ней на ступеньку.

— Жених мой, — выпаливает она возмущённо, — точнее, это он считает, что жених!

— А зовут тебя как? — спрашиваю.

— Меня Настя, — говорит она чуть с опаской, словно до неё только что доходит, что она откровенничает с совершенно посторонним человеком.

— А меня Федя! — широко улыбаюсь ей, показывая, что я добрый и дружелюбный, — И как же так вышло, что он себя считает женихом, а ты его — нет?

— Они с Серёгой дружат, с братом моим. — рассказывает Настя, с той откровенностью, с какой делятся обычно своими жизненными невзгодами с людьми, которых никогда больше не увидишь, например, с попутчиками в поезде. — Они с пятого класса не разлей вода. Брат старше на три года, и Васька тоже. Он с детства твердил «женюсь, да женюсь». Я думала, он шутит, а он серьёзно. С армии пришёл и мне предложение сделал. А я сдуру посмеялась тогда, мол «хорош жених, ни кола, ни двора». Да не хотела я замуж! Учиться хотела, в институт поступать! А он психанул и на Север уехал… На свадьбу зарабатывать…

— А теперь вернулся? — догадываюсь я.

— Угу, — девушка всхлипывает, — говорит, что на работе его ценят, и квартиру дают, а если женится, то сразу двушку!

— Ну а ты не хочешь? — продолжаю играть в угадайку.

— Не хочу, — Настя упрямо мотает головой, — я море люблю и тепло. Тут подружки мои, однокурсницы. Не хочу никуда переводиться. Да и не люблю я его… Нравилось просто раньше, что такой большой и сильный рядом со мной ходит. Его все пацаны побаивались. А так, чтоб замуж…

— Так что может быть проще, — советую, — так и скажи, что не любишь.

— Говорила! — снова вспыхивать Настя, — не верит! Считает, что я молодая и глупая, а там «стерпится слюбится»! И родители туда же… Ээээхх… Вот пойду и утоплюсь! Пусть ему потом стыдно будет!