У той в руках только сумочка и круглая шляпная коробка. Громоздкая, но вряд ли тяжёлая.

— Помочь? — протягиваю я руку к саквояжу.

— Нет!

— Спасибо!

Два голоса, женский и мужской звучат почти одновременно. Дама окидывает меня подозрительным взглядом, мол много тут вас таких. Схватишь чемодан и бегом, а потом ищи ветра в поле…

— Я попутчик ваш, — поясняю, показывая свой билет. — Придержу только, дух перевести. Умаялись, вижу. Я-то налегке…

У меня всего из багажа лёгкая спортивная сумка через плечо, в которой лежат пара сменных рубашек, одни брюки, несколько пар носков и плавки.

— Уу-ф-ф-ф! — мужик с наслаждением опускает свой чемодан на мостовую и промакивает лоб носовым платком. — Премного благодарен Вам, молодой человек!

— Николенька! — вскрикивает женщина, — в грязь же!

— Натуся, а мы по твоему, по воздуху летаем? — не выдерживает он, — или на пороге каюты разуваться будем и внутри босиком ходить как японцы? Позвольте отрекомендоваться! — обращается мужчина ко мне без всякой паузы, — Николай Викентьевич Великанов, доктор наук, профессор… это супруга моя Наталья Андреевна… находимся с ней на отдыхе…

— Евстигнеев Фёдор, — киваю в ответ, — писатель. В творческой командировке.

— О чём пишете? — тут же заглатывает наживку мужчина, хлопая светлыми, почти белёсыми ресницами.

— О крымском виноделии.

— Повторяете путь из Таврии в Колхиду? — блистает он эрудицией.

Супруга едва заметно морщится. Манера общения выдаёт в профессоре любителя побалагурить, тогда как ей на высокие материи до лампочки.

Мы неспешно продвигаемся в очереди, пока не упираемся в усатого морского волка.

Вот тут и случается катастрофа.

— Где же билеты? — волнуется профессор Великанов, хлопая себя по карманам. — Я точно помню, что взял их с собой? Натуся, ты не забирала билеты⁈

Натуся закатывает глаза, готовая растерзать мужа, как только они окажутся наедине.

— Вот же они, — протягиваю я бумажки, — Николай Викентьевич, вы обронили, наверное.

Ловкость рук, и никакого мошенничества…

— Молодой человек, вас нам, наверное, сама судьба послала! — восклицает Великанов, — Натуся, ну ты погляди! Фёдор, с меня сегодня причитается! Непременно угощу вас коньяком! Должен ведь здесь быть коньяк⁈

— Великановы, второй класс, проходите! — басит моряк, проверяя билеты, — Евстигнеев, первый класс… Ты что, интурист?

— А похож? — отвечаю.

Не люблю, когда мне «тыкают» незнакомые люди. Могу вспылить.

— Почему тогда путёвка «интуристовская»? — продолжает он допрос.

— Работаю я там, — поясняю, — мои коллеги, девушка и фотограф уже на борту?

Моряк хмурится размышляя, после чего его лоб проясняется.

— Так ты с ними? — выдаёт он, — а чего же сразу не сказал⁈ Проходи, тогда!

Заступая за ограждение я ловлю заинтересованный взгляд Натуси. «Работник Интуриста» звучит для неё куда перспективнее, чем писатель. С таким можно и дружить.

— Фёдор, вы нас запутали! — не замолкает Великанов, — кем же вы работаете?

— Это долгая история, — отвечаю, — давайте, я расскажу вам её сегодня вечером за коньяком…

Мы идём вверх по слегка покачивающемуся трапу, привыкая к зыбкости и неустойчивости морской стихии, которой доверяем свои души на ближайшую неделю.

— Белогорская, второй класс. Проходите!

Фамилия кажется мне знакомой. Где же я мог её слышать?

Мысль всплывает и тут же тонет в сознании, сметённая потоком новых впечатлений. Главное из них — восторг.

Совсем скоро мы выйдем в море. Ялтинский порт с высоты палубы кажется маленьким и игрушечным.

Теплоход, это вам не парусная яхта.

Чёрт, какой же он огромный!

Всё-таки жизнь — штука сложная и полна открытий. Одно из которых я сделал сейчас на борту Грузии.

За давностью лет я уже и забыл, что в Союзе, оказывается, умели обслуживать.

В массовом сознании как-то само собой закрепился образ хамоватой официантки, сошедшей с экрана кинокартины «Дайте жалобную книгу» с неподражаемым Олегом Борисовым, или вечно недовольной буфетчицы из «Королевы бензоколонки» или просто продавщицы Маньки отдела галантереи гастронома номер 4 что углу Ленина и проспекта Мира.

В каждом советском городе был и проспект мира и улица Ленина и гастроном с этим типичным работником торговли. Вернее, практически все магазины были заполнены вот такими вот работниками.

Понятное дело, что сейчас самое начало семидесятых, а развернуться во всю ширину своих плеч украшенных ситцевыми фартуками, они сильно позднее, когда полки советских магазинов подопустеют и на первый план выйдет заветное умение что-либо доставать.

Но и сейчас эта порода делает всё, чтобы стать самой запоминающейся.