На следующее утро мама проводила Аню в аэропорт. Оксана Николаевна до конца не поняла как относиться к внезапному повороту в жизни, потому сильно переживала, но пыталась это скрыть за одобрительными речами. Однако в очереди на регистрацию сдалась и расплакалась, дочь же делала вид, что безмерно счастлива, но в зоне вылета дала волю эмоциям.

В четверг утром Аня ступила на землю на другом конце Евразии, где ещё дул тёплый летний ветер, приносящий перемены.

Святослав по обыкновению утонул в работе. Он фактически взял на себя управление компанией, отправив отца в Чехию подлечить расшатанное нервами здоровье. Свят уходил из дома в половину девятого и возвращался около часа, делал даже больше, чем требовалось, пытался всюду успеть и всё охватить. Он теперь брал водителя, чего прежде не особо любил, предпочитая самостоятельно передвигаться по городу. Однако ценное время в пути приходилось потратить на работу. Несколько раз он летал за границу, не отдыха ради, нет, а для встреч с нужными людьми.

Нагрузка не помогала, приходя домой, Святослав не валился с ног от усталости, как должно быть среди ночи. Он опускался в кресло, брал сигарету, к которым вернулся две недели назад, и погружался в угрюмые мысли. Иногда перечитывал дневники Бориса Киреева, передавшего дар ведуна, пытаясь найти в них новое, разгадать скрытые значения. Старые тетради, испещрённые синими чернилами, не отвечали на вопросы Вишневского, а тот, кто мог дать подсказку, почему-то не выходил на связь. Владимир молчал уже больше месяца.

Уснуть помогал бокал крепкого алкоголя, выпитый залпом и тёплый душ. В череде из решаемых проблем бизнеса и безвыходной ситуации на фронте магии, утешало лишь нелёгкое решение, которое позволило переиграть невидимых противников, и дало Святу преимущество на полгода вперёд.

Вишневский также пытался утащить у государства то, что по природе своей обязано храниться у ведуна: улики по делу о похищении Полины и Ани — сундук с неизученным колдовским содержимым и кости мёртвой ведьмы. Набор, выглядевший как бутафория для бытового сатанизма, мог таить в себе угрозу неясного масштаба. Последнюю верховную тёмных, Розу, стихийницы и травницы вычеркнули из своих гримуаров, потому дело выходило скверным. Пытавшиеся воскресить покойницу и воссоздать круг, уж точно старались не ради мира во всём мире.

Святослав теперь знал одного из них — Макса или Гришу. Парень не был безумцем, каким его видели психиатры. Просто ему не повезло в жизни, он не сумел скрыть свой дар от посторонних, и теперь имел вечные проблемы с законом. Глупцом тот тоже не был, Святослав, пускай и ненавидел, но замечал в парне потенциал. И наивность. И беспомощность. Тот, кто стоял за спиной Блинова, умело этим воспользовался, получив верного пса на вечную службу. Это один человек или их много? Какими возможностями обладают? Этого Вишневский не знал, зато он убедился, что руки у них одной длины.

В попытках достать улики, Святослав пошёл на крайние меры — через своего безопасника Адашева, имеющего связи в органах, предложил причастному лицу неприличную сумму за то, что ни стоило и копейки. Схема практически удалась, ответственный за хранение улик, готов был провернуть махинацию с утратой вещдоков так, чтоб не навести подозрения ни на себя, ни на Вишневского, как вдруг выяснилось — костей нет на складе. Адашев, принёсший эту новость, отчитывался с явным облегчением, и глядя на мрачнеющее лицо нанимателя, попытался разрядить обстановку, закончив свою речь фразой:

— Всё украдено до нас.

Святослав отвернулся к окну:

— Спасибо за помощь, можешь идти.

Вишневский доверял безопаснику, хотя и видел в глазах Адашева недоумение и подозрительность, после просьбы о сомнительной услуге. Но ему платили столько, что на все странности можно было закрыть глаза.

«Значит, у меня есть полгода, чтоб их найти…» — подумал ведун.

Адашев уже выходил за дверь, как Святослав вспомнил ещё кое о чём:

— Постой. Пригласи ко мне Эрмана.

— Хорошо.

— Кстати, давно хотел спросить, почему он прослужил простым опером до самой пенсии? Каждый, кто слышал имя Марк Эрман, отзывался о нём с нескрываемым благоговением.

— Хах! Простым он никогда не был. Ты даже не представляешь, какие он дела раскрывал, в какие банды внедрялся.

— Тогда почему не строил карьеру? Стал бы генералом.

— Вот здесь и проблема. Эрман начинал следователем в девяностые, времена были, кхм, непростые. Он разматывал одну группировку, и в процессе вышел на… В общем, на лицо неприкосновенное.

— Вот как. И его разжаловали?