Прежде всего я позволил себе разбить все сценарии на две большие группы: истории со «счастливым» концом и истории с «несчастливым». Поскольку наша задача – привлечь и повести за собой, можно предположить, что наиболее целесообразным будет счастливый конец. Однако это не так, что я сейчас и докажу. Кого может привлечь счастливый конец? Того, чья реакция ослаблена, того, кто в действительности боится мучений и смерти, – а ведь это отнюдь не наша целевая группа. Психологические исследования подтверждают, что данная категория составляет исчезающе малую долю общего рекрутинга в Службу Добровольного Самопожертвования. Когда такой человек видит счастливый конец, он с радостью забывает содержание фильма. Он возвращается домой и спит спокойно, в полной уверенности, что у героя и героини все хорошо. Он не идет записываться добровольцем в призывной пункт Министерства Пропаганды. Фильмы о самопожертвованиях со счастливым концом можно демонстрировать в перерывах между рекрутинговыми кампаниями, но не во время них. Они предназначены для успокоения близких и прочих бойцов, которые случайно задумались о детях, братьях, сестрах или товарищах, исчезнувших после того, как поступили на Службу Добровольного Самопожертвования. Подобные фильмы должны производиться лишь изредка, причем самые удачные, помимо счастливого конца, должны содержать в себе искрометный юмор и глуповато-веселые эскапады – а также желательно трогательные, но не героические эпизоды. Авторы некоторых рукописей пытаются сидеть на двух стульях, недопустимо смешивая менталитет промежуточных периодов и идеологию пропагандистских кампаний.

Наиболее эффективны фильмы с так называемым несчастливым концом. Я говорю «так называемым» потому, что толкование счастья для отдельного индивида всегда произвольно – произвольно и не коррелирует с чувствами; строго говоря, ничего не следует рассматривать с точки зрения отдельного индивида. Во всяком случае, фильмы, в которых герой погибает. При любых обстоятельствах мы вправе рассчитывать на определенный процент бойцов, для которых гибель означает, по сути, величайшее счастье, а особенно гибель во имя Государства. Именно из таких бойцов и набирает сотрудников Служба Добровольного Самопожертвования, и у меня есть основания полагать – к чему я еще вернусь, – что в настоящее время их особенно много. То есть нам необходимо лишь пробудить и простимулировать уже существующие тенденции, сориентировав их в нужном направлении.

Как правило, потенциальные герои достаточно придирчивы в выборе собственной гибели. Она должна вызывать восхищение. Прежде всего следует всячески избегать болезней и способов умерщвления, в которых присутствует нечто нелепое. Состояние, когда герой превращается в развалину, теряет достоинство, самообладание и способность самостоятельно осуществлять простейшие биологические потребности предосудительны в фильмах подобного рода. Для фильмов переходных периодов – пожалуйста! Но при условии счастливого конца и подчеркнутого комизма. Страдания же, которые привлекают героев должны быть а) достойными внешне и далее б) целесообразными.

Стремление почувствовать собственную исключительность, став инструментом для достижения высокой цели, наблюдается не только у героического типа, о котором я говорил выше. Никто не вправе всерьез считать, что его жизнь ценна сама по себе. Жизнь обретает ценность, только когда она преодолевает границы личности. Когда, в какой день и час нашей жизни мы осознаем ее ценность? Никогда. И я смею утверждать, что именно осознание ничтожности жизни индивида напрямую соотносится с крепнущим пониманием Высокой Цели и ее требований, которые затмевают все прочее, иными словами, соотносится с проблесками государственного сознания в мозгу бойца. Таким образом, изображаемое в фильме страдание в итоге должно демонстративно выходить на надличностный уровень – погибая, герой должен спасти не одного человека, ибо с тем же успехом он мог спасти самого себя! – и не нескольких, а тысячи, миллионы, желательно всех бойцов Мирового Государства.

Подпунктом этой целесообразности становятся почести, сопровождающие изображаемую гибель. Здесь я не подразумеваю, что герой пожинает лавры; это снизит уровень фильма и слабее подействует на подлинно героические натуры. Нет, героя нужно спасти от глубокого внутреннего бесчестья. Герою противопоставляется злодей, асоциальный тип, действующий из эгоистичных побуждений, поддающийся искушениям и избегающий страданий и смерти. Безобразной наружности либо отталкивающий красавчик, развязный и недисциплинированный, слабый и распутный, он проходит сквозь сюжет предостерегающей параллелью, без излишнего, впрочем, преувеличения, достаточно, чтобы чувствительный зритель почувствовал укол совести: я же не такой? Страх прослыть слабым, лишенным чести, внутренне уродливым часто служит движущей силой у обозначенного мной героического типа, к которому в первую очередь должна обращаться наша пропагандистская кампания.