Не знаю, поступал или поступит ли так когда-нибудь кто-то другой. Я никогда об этом не слышал. Но я знал, что должен это сделать и что именно это передаст все, что я хочу, но не могу сказать.

Она поняла, положила руку на мою голову. И мы оставались в этом положении долго, очень долго.

Позже ночью я подскочил с кровати и сказал:

– Я должен спасти Риссена. Я на него заявил.

Она ни о чем не спросила. Я спешно направился к охраннику и сказал, что хочу позвонить по общедомовому телефону. Услышав, что мне нужно связаться с полицией, он немедленно предоставил мне аппарат.

Дозвониться до Каррека было невозможно, он строго приказал не беспокоить его по ночам. После нескольких бестолковых переадресаций мне удалось наконец переговорить со здравым дежурным, который объяснил, что ночью никакие дела не решаются. Однако, если я хочу переговорить с шефом полиции за час до начала рабочего дня, он его об этом известит, а я должен явиться заблаговременно, чтобы узнать, сможет ли он меня принять.

Я вернулся к Линде.

Она снова ни о чем не спросила, или потому что ей все было известно, или потому что ждала, что я сам расскажу – не знаю. Но говорить я не мог, пока не мог. Язык, мой надежный и ловкий инструмент, на этот раз в помощи мне отказал. Сегодня я впервые в жизни по-настоящему слушал и был уверен, что если я захочу говорить, я должен буду говорить по-новому, а к этому я еще не был готов. На тех территориях моего «я», о которых должна пойти речь, слова никогда не обитали. И пока в них не было необходимости. Я сказал все, что должен был сказать, – и Линда меня поняла, – когда положил голову ей на колени.

Мы снова молчали, но по-другому, тишина меня больше не мучила. Теперь мы просто терпеливо вместе ждали, преодолев самое трудное.

Ночью, когда мы оба лежали без сна, Линда сказала:

– Как думаешь, другие переживали что-то похожее? Может, кто-то из тех, кого ты обследовал? Я должна их найти.

Я подумал о прозрачной хрупкой женщине, чьи заблуждения я развенчивал с завистливым наслаждением. О ее горестном неверии – куда оно ее привело? И подумал о секте безумцев, которые притворялись спящими в присутствии людей с оружием. Все они сейчас в тюрьме.

– Ты веришь, что другие это тоже испытывали? Те, кто поняли, что значит дать жизнь? Другие матери? Или отцы? Или влюбленные? Все, кто боялись говорить об увиденном, но решались, когда решался кто-то еще. Я должна их найти, – снова произнесла Линда.

Я вспомнил женщину с глубоким голосом, ту, что рассуждала об органичном и живом, мертвом и искусственном. Даже если она избежала ареста, где она сейчас, я не знал.

А потом, словно из глубин сна, Линда сказала:

– Может быть, такие матери и вырастят новый мир – неважно, мужчины они или женщины, и есть у них дети или нет. Но как их найти?

Именно в это момент я резко очнулся, встал и подумал о Риссене, который всегда знал, что скрыто у меня внутри, и осторожно пытался показать мне это, пока я не приговорил его к смерти. Я громко застонал и крепко прижался к Линде.

Я приехал в полицейское управление за час до начала работы. Каррек согласился меня принять.

Я понял, что мне действительно оказали дружескую услугу, раз ради этой встречи он явился на службу раньше, не зная при этом ничего о цели моего визита. Видимо, он рассчитывал, что это будет нечто совершенно иное, нежели то, с чем пришел я – разоблачение мощной шпионской организации или что-то подобное.

– Я… я поставил этот знак на… – начал я заикаясь.

– Ни о каких знаках мне ничего не известно, – произнес он внятно и холодно. – Боец Калль, что вы имеете в виду?

Я сообразил, что он предполагает наличие свидетелей. В стенах полицейского управления наверняка тоже протянуты провода, и в каждом помещении есть око, так что при определенных обстоятельствах даже шеф полиции должен вести себя осмотрительно. Я вспомнил слухи о Туареге, передававшиеся шепотом.

– Я ошибся, – произнес я (как будто это могло что-нибудь изменить!). – Я имею в виду… я хочу сказать, что я послал донесение. И я намереваюсь… попросить разрешения просто его забрать.

С предельно дружелюбной миной Каррек набрал телефонный номер, велел принести папку с донесениями и нашел среди них мое. Я очень долго ждал вердикта, а когда Каррек наконец поднял на меня взгляд, в его глазах сверкнула искра.

– Невозможно, – произнес он. – Даже если бы указанное лицо не успели арестовать, а это уже случилось, полиция не упустила бы донесение с такой безупречной мотивировкой. Ваша просьба отклоняется.

Я посмотрел в его напряженное и неподвижное лицо, оно ничего не выражало. Либо за нами наблюдали, и Каррек не решался демонстрировать благосклонность к моим мольбам, особенно после моего идиотского начала. Либо я уже в опале. К чему Карреку колеблющиеся рядовые сотрудники!

Как бы то ни было, поговорить с боссом полиции откровенно я не мог.