– Все оказалось проще, чем я думала, – объявила раскрасневшаяся от радости девушка. – Хотя бы один человек из семьи Томаса на нашей стороне.

Nonna завязала фартук на поясе.

– Эта Эмма – то еще наказание, да?

Аннализа подошла к кухонному столу и стащила с доски веточку петрушки.

– Теперь-то я понимаю, как трудно со мной было, когда я только что переехала.

Nonna шлепнула ее по руке.

– Воспитывать детей всегда непросто. Сама увидишь.

– Ха! Всему свое время, – откликнулась Аннализа, легонько дав сдачи. – Не забегай вперед, бабуля.

И с жизнерадостной улыбкой стала жевать петрушку.

Энтузиазму Аннализы не помешала даже разница часовых поясов после перелета. Более обстоятельно обсудив с Уолтом, кого и как они будут нанимать, она взбежала обратно по лестнице, чмокнула бабушку в щеку и ушла работать на балкон. Она привезла из поездки целый ворох идей, но одна отпечаталась в памяти ярче других.

Это было воспоминание о том, как Томас привез ее в аэропорт и проводил до самого места посадки. Перед тем, как войти в дверь, ведущую в самолет, она обернулась. Весь облик ее жениха, одетого в зеленую форму, излучал невероятную силу – и страсть и волю одновременно. Она чувствовала, что он не хочет с ней расставаться, и в то же время его зовет долг. По сути, она понимала Томаса как никогда прежде и остро ощущала, насколько сильно он хочет, чтобы год поскорее закончился и они начали жить вместе. Еще никогда Аннализа не чувствовала себя такой любимой, как в эту минуту.

Уже садясь делать набросок, она знала, что назовет картину «Последнее прощание», потому что тогда они сказали друг другу «до свидания» в последний раз. Она рисовала до самого обеда, а потом снова побежала к мольберту, впервые приступив к его портрету в красках. Аннализа проработала всю ночь, и около пяти утра наносила последние штрихи, прорисовывая его зеленые, как военная форма, глаза. Отступив назад, чтобы оценить картину, она поняла, что Томас волнует ее намного больше, чем то, насколько успешно она воплотила его облик.

Аннализа наняла в магазин одного из знакомых художников из класса Шэрон, чтобы освободить себе время для рисования. Следующие недели, когда установилась по-настоящему теплая летняя погода, стали для Аннализы очень плодотворными. Она таскала мольберт по всему городу, и у нее было такое чувство, словно мир у ее ног. Куда ни повернись – везде источники вдохновения, новые люди, которые так и ждали кисти художника. Чем больше она рисовала, тем легче становилось их понимать.

Час испытания настал, когда она решила принести кое-какие из последних работ на суд Шэрон и своих одноклассников. Это был последний вторник июня. И прошел ровно год с тех пор, как Аннализа впервые пришла в класс. Месяц назад Шэрон предложила, чтобы каждую неделю один из учеников показывал свое портфолио. Сегодня вечером была очередь Аннализы. Полная радости и волнения, она встала перед классом с оранжевой папкой. Она чувствовала себя голой, как тот натурщик, которого они рисовали год назад.

Девушка хорошо знала всех этих художников и выбиралась на редкие мероприятия именно в кругу этих людей. Понятно, что они не прогонят ее со сцены, только вот увидят ли они в ней что-то особенное? Но ладно они, а что скажет Шэрон? Сама Аннализа была довольна тем, что у нее получается и, возможно, ей бы этого хватило, однако, бесспорно, ей хотелось и признания. Она хотела убедиться, что ее голос что-нибудь значит.

Расстегнув оранжевую папку, Аннализа вынула первый из пяти холстов, которые хотела показать классу. Чтобы подготовить почву, она начала с картины, указавшей ей правильный путь. Рассказала, как ее поразило, когда она увидела, как Nonna тянется к Уолту, объяснила, чему именно научило ее новое открытие. Она даже поделилась тем, как виделась с Томасом на Гавайях. Разве можно было скрывать, что именно события из жизни повлияли на ее творчество? И все благодаря советам Шэрон.

Немного расспросив о том, какими она пользуется приемами, художники разразились аплодисментами. Аннализа раскраснелась от гордости. Таким же образом она рассказала об остальных картинах, описывая, откуда брала вдохновение, но больше времени уделяя историям людей, которых она рисовала.

После занятия Шэрон помахала всем на прощание и спросила:

– Аннализа, можно тебя на пару минут?

– Конечно.

Аннализа похолодела от страха, что Шэрон опять разобьет ей сердце своей жестокой правдивостью.

Когда ученики все до одного вышли за дверь, Аннализа приблизилась к Шэрон с папкой в руках.

Учительница одарила ее такой ласковой улыбкой, что у девушки захватило дух.

– Мне очень нравится то, что у тебя выходит, – сказала Шэрон. – Особенно хороша картина с Томасом. Пока она моя самая любимая.

Аннализа просияла.

– Я очень стараюсь.