– Я даже не знаю, вернется ли он домой, чтобы увидеть своего ребенка, так что хватит меня пилить о том, какая я плохая.

Как только она сказала это вслух, ее настигла ужасная мысль: да разве она сможет в одиночку растить ребенка?

Если бы только мама была жива. Она бы поняла и ни за что бы не стала обвинять свою дочь, особенно здесь, в больнице, когда Аннализа и сама не знает, что делать с этой новостью.

Nonna взмахнула руками.

– Я не говорю, что ты плохая, Аннализа. Просто волнуюсь за тебя. Я знаю, ты такого не хотела.

– Да, не хотела! Нисколько! – воскликнула Аннализа.

Слезы полились ручьем, и Nonna стала гладить ее по спине. Аннализа и правда не хотела, чтобы так случилось. Это было невыносимо. Она слишком молода, чтобы рожать, а главное, чтобы растить ребенка. Она ведь еще ребенок и почти не знает мир. Чему она сможет научить? Сначала надо пожить самой.

– Я хочу, чтобы ты вернулась домой, – сказала Nonna рыдающей Аннализе.

Ее слова прозвучали как пощечина.

– Домой? Ты шутишь? Я не поеду домой.

Nonna сочувственно похлопала ее по плечу, но это не убавило ее решительности.

– Как ты будешь воспитывать ребенка в одиночку, здесь, в городе?

Аннализа оглянулась на Уолта в надежде, что он как-нибудь поможет, но часовщик сидел на стуле, уставившись в пол.

– Томасу осталось служить во Вьетнаме всего пять месяцев, – возразила она. – Я справлюсь.

Nonna наклонилась к внучке.

– А пока поживи со мной.

– Я не могу вернуться, – сказала Аннализа. – Я знаю, что тебе нравится жить в Миллзе, но эта жизнь не для меня. Я люблю город. Кроме того, не могу бросить Уолта. Я ему нужна.

Уолт по-прежнему молчал, сидя рядом с Нино и не вникая в разговор. Он давно привык не вмешиваться, когда между итальянками возникал спор.

– Пока тебя не было, он как-то справлялся, – возразила Nonna. – Не думай, что ты пуп земли. Настало время вернуться домой.

Аннализа не стала напоминать, что часовщик постарел и вряд ли сумеет управляться с магазином без ее помощи. Помощник, которого они наняли, не мог ее заменить.

– Я не собираюсь бросать все, ради чего работала. Шэрон ждет картины для выставки. Я не могу упустить этот шанс.

– Ты теперь не одна, – ответила Nonna. – Скоро ты станешь матерью. Пора забыть мечты и подумать о ребенке.

Аннализа захотела встать с кровати.

– Я знаю, что ты пытаешься помочь, Nonna, и правда тебе благодарна… но Томас скоро вернется. Его срок закончится всего через несколько месяцев после рождения ребенка. А что, если ты переедешь в Портленд? Мы сможем чаще тебя видеть, и ты будешь с Уолтом.

Бабушка с досадой цокнула языком, будто переехать в Портленд – это невесть какое дело.

– Я слишком стара, чтобы переезжать.

– Как хочешь, – ответила Аннализа, – но не забывай, что мы с радостью тебя примем. Ей-богу, Nonna, я не успокоюсь, пока тебя не уговорю. Неужели ты не понянчишь нашего ребенка?

Бабушка погрозила ей пальцем:

– Уговаривай сколько угодно. – И добавила: – Все равно я буду недалеко – ты же знаешь, как я отношусь к детям.

Вечером Аннализа села за обеденный стол и написала Томасу длинное письмо, пытаясь найти в себе хоть какое-то подобие положенной радости. На самом деле она несколько раз начинала писать, но рвала письма, не дописав и до половины. Сейчас не время нагружать Томаса ее страхами о том, как она справится, пока его нет дома. И о том, смогут ли они дать ребенку все самое лучшее. И о том, сможет ли она рисовать и дальше. Пока Аннализа будет справляться с этими страхами в одиночку. Все, что ему нужно знать, – она беременна и счастлива, скоро в их семье будет трое.

Когда письмо было закончено, а предыдущие пять лежали скомканные на столе, Аннализа без тени сомнений поцеловала его под своей подписью, оставив алый след помады, а потом запечатала. Марки закончились, поэтому она решила завтра в обед заглянуть на почту.

Долгое время она сидела, разглядывая лишенное марки письмо, пустые пятна между картинами на стенах и темнеющий за балконом город. Надо ли посылать это письмо? Аннализа мысленно вернулась на Гавайи, вспомнив, как Томас отнесся к тому, что ее уволили, и как его мучила мысль, что он от нее далеко. Конечно, ребенок – еще одна серьезная причина вернуться домой, однако разве у него и так недостаточно причин? Эта новость может не только помочь, но и навредить. Вдруг он станет волноваться об Аннализе и о том, как она приняла новости, и не сможет сосредоточиться, когда речь идет о его жизни.

Аннализа закрыла глаза, молясь, чтобы к ней пришло просветление. Вместе с молитвой пришел новый страх: вдруг Томас не захочет, чтобы она совмещала беременность с работой, и будет волноваться, что она натворит глупостей, чтобы справиться в одиночку. Он захочет быть здесь, помогать деньгами.