Ответ Аннализы не поменялся, хотя она была очень благодарна бабушке за такое предложение.

Уолт откашлялся в салфетку.

– У тебя есть выбор – вот что самое главное. Думаю, правильный ответ где-то рядом: надо только его найти.

– И где же он, этот ответ?

– Твое сердце разбито, Аннализа. А когда оно разбито, трудно понять, что делать дальше со своей жизнью. Может, сначала тебе надо понять, что ты чувствуешь, потеряв Томаса, а потом уже решать, как поступить с ребенком.

Это было чересчур. Словно все беды обрушились на Аннализу одновременно. Болезнь Уолта, приближающаяся старость бабушки, ребенок… И возвращение Томаса.

Столкнувшись с горой проблем в одиночку, Аннализа больше не видела смысла бороться. Как ей теперь рисовать? Хватит терпеть жуткие метания творческой натуры. Может, настало время с этим покончить.

Когда наступил тысяча девятьсот семьдесят второй, Аннализа больше не могла думать ни о чем, кроме Томаса. Где он сейчас? Что решил делать дальше? Что с той чужестранкой, в которую он влюбился? Он и в самом деле привез ее домой? Неужели та девушка настолько лучше Аннализы? Что он подумал, когда нашел свою машину, записку и кольцо, вернувшись в Давенпорт? Или ему все равно? Может, ему было бы безразлично, что Аннализа носит его ребенка. Эти вопросы волочились за ней, словно ржавый якорь, прикованный к ноге.

От тоски по Томасу Аннализе даже снились сны о том, что могло бы быть. Она представляла, что Томас рядом, играет с их малышом. Представляла, как они втроем сидят за столом, обедают и смеются. Представляла, как Томас впервые надевает на сына лыжи и коньки. Она слышала и видела свои фантазии не только во сне, но и наяву. Иногда ей чудилось, что Томас звонит по телефону, однако потом звонок замолкал. Иногда она открывала почтовый ящик и видела письмо, подписанное почерком Томаса, а затем понимала, что это плод ее воображения.

Подобные мысли сводили Аннализу с ума – она осознавала, что все еще любит Томаса, несмотря на его предательство. Он полностью разрушил ее жизнь, и у него даже не хватает совести прийти и извиниться. Наверное, он без труда выкинул ее из головы. Если бы он только знал, сколько зла ей причинил.

Нино, как всегда преданный своей кузине, много бывал у Аннализы в Портленде. Как и Уолт, он помогал, не прося ничего взамен, и только благодаря им двоим Аннализа пока еще не презирала всех мужчин на свете.

Было четвертое января и один из тех редких зимних вечеров, когда температура болтается около нуля и для жителей Мэна достаточно тепло, чтобы сидеть на улице, укутав колени пледом. Аннализе холод помогал заглушить тоску, от которой она никак не могла избавиться.

Смакуя один-единственный стакан с вином, она открыла для Нино вторую бутылку. Выпив, кузен всегда становился оживленным, и они смеялись на всю улицу. Чтобы одеяла хватило на двоих, они сдвинули стулья вместе. От соседнего дома доносился запах дыма и подгорелого мяса: кто-то жарил на балконе шашлыки.

– Тебе не придется жить с бабушкой, – предложил Нино. – Мы можем снять квартиру на двоих.

– Ты согласен жить со мной и с ребенком? – удивилась Аннализа. – А как же твои развлечения?

Нино пожал плечами.

– Тоже верно. А когда ты снова займешься поисками жениха? Только не говори, что опять возьмешься за старое и будешь жить как отшельница. Малышу нужен отец.

Аннализа сомневалась, что он нужен каждому ребенку, хотя отец Нино был хороший человек.

– Никогда, – ответила Аннализа. – Ты что, издеваешься?

– Да ну, ты просто боишься, что такая сочная пышечка никому не нужна!

Аннализа рассмеялась, взяла Нино за воротник и в шутку подняла кулак.

– Как у тебя язык повернулся назвать беременную женщину пышечкой!

– Тихо! Я из-за тебя вино пролью. – Когда Аннализа отпустила воротник, Нино сказал: – Хочешь, чтобы я соврал? Ты же не поверишь, если я буду утверждать, что ты по-прежнему секси. Вот вытолкнешь этого карапуза на свет, и снова станешь стройняшкой.

Что за глупости он несет.

– Я надеюсь, что хотя бы опять смогу рисовать. Сперва я решила, что нашла свой голос, но оказалось, что это снова фальшивка.

Музыкальная подвеска зазвенела на ветру, словно в знак согласия. Аннализа подумала, что мама, наверное, подсказывает: хватит жалеть себя.

– Тебе пока грустно. Подожди. Скоро все образуется.

– Я бы с радостью, но не могу заставить себя взять кисть в руки. Что мне рисовать? Большой черный квадрат? Мое воображение иссякло.

Нино в совершенно нехарактерном для него порыве доброты взял кузину за руку.

– По-моему, тебя давно никто не обнимал.

Он повесил одеяло на спинку стула и потянул Аннализу к себе. Крепкое объятие напомнило девушке, как ей сильно этого не хватало, и она залилась слезами. Они долго стояли, обнявшись, и Аннализа больше не чувствовала себя одинокой.