С наступлением зимы Селия становилась все шустрее, и это усложнило задачу. Однажды во время рождественской суеты малышка выползла из магазина. Когда Аннализа обнаружила, что дочери нет в загончике, Селия уже доползла по снегу до Конгресс-стрит. После пары таких случаев Аннализа приноровилась к новому сумасшедшему ритму жизни.

Ее смущало только одно – когда она находила в личике дочери сходство с Томасом. А может, надо было поступить иначе? Может, она напрасно поддалась гневу и скрывала Селию от Томаса? Есть вероятность, что Эмма рассказала брату о ребенке. Если так, то что он подумал? Заинтересовался или боится, что это его ребенок? Может быть, он, наоборот, рад, что Аннализа ничего не рассказала?

Аннализа не видела Томаса полтора года. Вернулся ли он к учебе в Давенпорте? Или переехал в Портленд? Тогда бы они наверняка уже встретились. А вдруг у женщины, которую он привез домой, были другие планы, и Томас вообще забросил колледж. Поженились они или нет? Где была их свадьба? Может, на том самом месте позади загородного клуба, где его мать предлагала венчаться им с Аннализой? Как отнеслись Барнсы к появлению вьетнамки? Была ли она беременна? Рассказала ли Эмма Томасу о ребенке, которого видела у Аннализы?

Хотя Аннализа стала гораздо сильнее и больше не тонула в этих вопросах, но она все равно поневоле спрашивала себя: думал ли Томас о ней хоть иногда? Почему он до сих пор не разыскал ее и не объяснился? Если бы он просто признался, что на него повлияла война, и принес извинения, то, возможно, Аннализа легче бы его отпустила.

Несмотря на улучшения в жизни и новообретенную силу, Аннализа все еще скучала по Томасу. Когда она ожила и снова обрела уверенность в себе, мужчины стали приглашать ее на свидания, однако Аннализа постоянно отказывалась. Сейчас она верила как никогда, что любовь действительно существует, но при этом так же твердо была убеждена, что с нее хватит.

Аннализа ненавидела себя за то, что по-прежнему любит Томаса, но понимала – с этим ничего не поделаешь: пора признаться себе, что она никогда его не разлюбит. Пора научиться жить с этим чувством, как живут женщины, потерявшие близких на войне, – любить, зная, что им никогда больше не встретиться.

В феврале тысяча девятьсот семьдесят третьего Уолт сообщил Аннализе, что хочет отойти от дел и нашел себе дом престарелых. Прежняя Аннализа первым делом подумала бы о себе: ведь это значило, что она потеряла дом и работу. Но теперь она мыслила иначе.

Когда Уолт огорошил Аннализу новостью, она как раз двигала картины, освобождая место для новых, недавно созданных в порыве вдохновения, скорее всего, вызванного тем, что Никсон в прошлом месяце подписал Парижское соглашение по Вьетнаму.

– Что вы такое говорите?

Аннализа опустила натянутые на раму холсты и прислонила их к стене.

– Все это слишком сложно. – Уолт сел на кожаный диван, смотревший на западную стену. Аннализа выкрасила ее в белый цвет, который, по ее мнению, прекрасно контрастировал с черно-коричневыми оттенками других стен магазинчика Уолта. Часовщик сильно закашлялся в платок. – Пора заканчивать карьеру и двигаться дальше. Я нашел неплохое местечко – подойдет в самый раз.

Каждый приступ кашля старого часовщика разбивал Аннализе сердце. Как бы молодо ни блестели его глаза, тело уже не справлялось. И дело не только в легких – Уолт стал медленнее ходить и, если долго стоял, начинал шататься. У него все время дрожали руки.

– Это такой серьезный шаг. Вы уверены, Уолт? Ведь вы жили своим магазином.

– Жизнь не стоит на месте.

Тиканье часов словно подтверждало его слова.

Аннализа нахмурилась, понимая, к чему ведет такое решение, но она знала Уолта и не собиралась его переубеждать, а вместо этого сказала:

– Я вас туда не отпущу, пока все не посмотрю, сами знаете. Вы заслуживаете самого лучшего дома в округе.

– Для меня сойдет. Небольшой пансионат в Скарборо.

– Ну уж нет, – погрозила пальцем Аннализа. – Погодите, пока я не проверю.

– Как скажешь, – вздохнул часовщик.

– Само собой. – Аннализа села рядом на диван. – Nonna уже знает?

Уолт серьезно кивнул, сделав прерывистый вздох. Какая горькая новость для бабушки, подумала Аннализа.

Положив руку на плечи Уолта, она сказала:

– А может, поселим ее в соседнюю комнату? А лучше купим вам двоим частную виллу с джакузи. Еще и с видом на море.

Уолт мельком посмотрел на девушку, а потом уставился на одну из картин.

– Я бы не против, но твоя бабушка переживет меня на добрых сорок лет.

– Ее испугается даже смерть с косой.

– И то верно, – усмехнулся Уолт.

– Вам, наверное, тяжело, Уолт.

Аннализа притянула старого часовщика к себе и прижалась лбом к его лбу, грустя о том, что им больше не работать вместе в магазине. Неужели Уолт никогда больше не будет сидеть, сгорбившись над своим столом, разглядывая сквозь лупу будильник и ворчливо переругиваясь с Аннализой? Как она теперь без него?