Аннализа не стала упоминать, что часовщику в любом случае не помешают яркие краски. В магазинчике было засилье черного и коричневого цветов. Даже самые мрачные картины оживят обстановку.

– У меня наверху полным-полно отличных картин, которые некуда повесить, – добавила девушка.

По крайней мере, по мнению Аннализы, они были отличными, хотя галереи и не хотели пока их брать. Но если она еще раз услышит от Шэрон: «Аннализа Манкузо, расслабься и поставь себя на их место!», то выкинет кого-нибудь из класса в окно. Иногда девушка даже огрызалась: «Я и так расслабилась!», после чего Шэрон подмигивала серебристым глазом и оставляла ее в покое. Может, Шэрон проймет хотя бы эта новая затея с сильными женщинами.

Уолт почесал двухдневную щетину:

– Решительная девушка, ничего не скажешь.

Решительная и, кроме того, толстокожая, подумала Аннализа. И стала развивать мысль:

– Мои картины могут привлечь новых клиентов. Если покупатель ищет красивые настенные часы, то его заинтересует и хорошая картина.

Только сумасшедший откажется от такой отличной сделки, говорил взгляд Аннализы.

– Вот хитрая лиса, – не выдержал часовщик. – Ну что ж, почему бы и нет.

Два голоса «за» и пятьсот «против», подумала Аннализа. Неплохо.

Обсудив условия, она осмотрела дальнюю стену магазина, где висели металлические полки с коробками, полными запчастей и разной другой мелочовки. Чувствуя небывалый душевный подъем, Аннализа решила вознаградить себя новой музыкальной подвеской за успехи в первые три месяца, проведенные в Портленде.

– Можно я еще кое о чем попрошу? – подалась вперед девушка.

Часовщик усмехнулся в своей любимой манере – почти так же хитро, как Nonna.

– Если я скажу «нельзя», ты же все равно не отстанешь.

– Я хочу сделать музыкальную подвеску в пару своей. У вас тут много всякой всячины, а наверху есть крючок, который так и просит, чтобы ему нашли применение. Можно я пороюсь в коробках? Вдруг найду что-нибудь подходящее.

Часовщик мог бы проворчать, что от подвески на балконе один шум и никакого толку, но это было бы грубо, поскольку Аннализа пару дней назад рассказала, что это память о ее матери.

Словно чувствуя, что отказать будет грубо, мистер Бузински ответил:

– Так и быть, смотри. Этому барахлу уже сорок лет – зря только пыль собирает.

А разве бывают вещи, которые не собирают пыль?

Уолт вернулся к работе, а девушка стала осматривать полки, то и дело подавляя желание чихнуть. В этих коробках был спрятан настоящий клад для любого художника – хоть и пыльный, но таящий в себе диковинные сокровища.

– Что это такое? – спросила Аннализа пять минут спустя, показывая красивую латунную штуковину.

Мистер Бузински оторвался от часов с кукушкой, разложенных на рабочем столе.

– Это маятник. Раньше он качался на старинных часах, пока они не сломались, когда крыша просела от дождя. Если не ошибаюсь, дело было в пятидесятых.

– Можно я его возьму? Из него выйдет хорошая основа для подвески.

Часовщик возмущенно посмотрел на Аннализу, словно она покушалась на его почку, но потом сменил гнев на милость:

– Ладно уж, так и быть.

В эту минуту часы стали бить полдень, и Аннализа улыбнулась. Забавно, как она привыкла подстраивать жизнь к звуку полуденного и полуночного перезвона.

Девушка вернулась к коробкам. Она нашла катушку черного нейлонового шнура, несколько старых ключей и запчасти от различных часовых механизмов. Горсть мелких медных деталек, которые могли пригодиться для одной новой картины, она тоже решила прихватить с собой. Не такое уж это и ретро. Вдруг новые приемы помогут нащупать свой собственный голос.

В следующей коробке Аннализе попалась на глаза старая фотография в хрупкой рамке. На ней был Уолт – ему можно было дать лет на двадцать меньше, чем сейчас. Гораздо более жизнерадостный. Одной рукой он обнимал женщину, судя по всему – свою жену. У нее были длинные рыжие кудри. Уолт с женой стояли на каком-то пляже – у них за спиной виднелся океан. На обороте фотографии Аннализа нашла выцветшую надпись от руки: Грейстоун, 1951.

Аннализа вышла в магазин из подсобки и помахала фотографией.

– Это ваша жена?

Она положила снимок перед часовщиком.

Мистер Бузински оторвался от часов, чтобы взглянуть на ее находку, и сразу как-то сгорбился – будто стал меньше.

– Пожалуйста, сейчас же положи ее на место.

– О, простите.

Может, она сделала что-то не так?

– Тебе не за что извиняться. – Часовщик вернул ей фотографию. – Просто верни откуда взяла, и хватит на сегодня копаться.

– А где находится Грейстоун? – спросила Аннализа, не в силах унять любопытство. – Я бы хотела туда съездить.

– Пожалуйста, – чуть ли не прорычал мистер Бузински.

Аннализа напряглась – похоже, часовщика преследовало его прошлое.

Он повторил более спокойно, но не менее внушительно:

– Будь добра, верни фотографию туда, где взяла.

И вернулся к своим часам.