Аннализа погладила его по щетине на щеке.

– Да. Прости, что я так долго не понимала.

Томас нежно приобнял девушку.

– Ты же знаешь, что я был готов ждать тебя всю жизнь.

– Знаю.

Поцеловав Томаса, Аннализа закончила свою мысль, рассказав о картине с Уолтом и бабушкой.

– Эта работа произвела на Шэрон огромное впечатление. Не в смысле «а, ну неплохо, девочка». Она заметила то, что мне и так уже было известно – что я нашла свой собственный голос. У меня словно впервые открылись глаза, и я увидела… увидела везде любовь. Я наконец-то не боюсь ощущать связь с другими людьми. И чувствую любовь. – Аннализа положила руку на колотящееся сердце. – Я наконец-то чувствую эту связь.

Томас положил руку поверх ее руки – теперь он выглядел еще более юным, чем при их первой встрече.

– Я тоже это чувствую. Я люблю тебя, Анна. И всегда буду любить.

Понимая, что теперь ее черед открыть свое сердце, Аннализа опрокинула Томаса на кровать, прижалась к нему и покрыла его тысячами поцелуев.

– И я тебя люблю. И ничто меня не остановит.

Аннализа думала, что Томас распустит руки, да и в общем-то ждала этого, но ему как будто бы хватало и одних поцелуев, хотя раньше всегда хотелось большего.

– Тебе не нравится? – уняв порыв страсти, спросила она.

Томас вздохнул.

– Извини, Анна. Я очень устал.

Не падая духом, Аннализа перекатилась на бок и положила ладонь ему на грудь.

– Не волнуйся, у нас впереди целая неделя счастья вдвоем. Будем греться на солнышке, пить май-тай и танцевать. Забудем обо всем на свете.

– Этого мне и нужно.

Аннализа сосредоточилась на том, как поднимается и опускается его грудь.

– Там и правда так плохо?

Томас скорчил гримасу, словно она спросила, идет ли сейчас снег в Мэне.

– Да, курортом не назовешь, особенно… – Он пожал плечами. – Мне нравятся парни из моего взвода – это самое главное.

– Да брось, я могу выслушать. Расскажи…

А она точно уверена в своих силах? Аннализа больше не хотела думать о том, что может потерять Томаса. И кто знает, какие жуткие истории он хранит в памяти?

Грудь Томаса высоко поднялась с глубоким вздохом.

– По-моему, лучше на этой неделе не вспоминать о Вьетнаме.

Аннализа скользнула пальцами по его щеке.

– Но если захочешь рассказать – я рядом. – От сочувствия к Томасу ныло сердце. Тень войны и невообразимых ужасов, которые ему довелось повидать, омрачала ее душу. – Половина срока уже позади, Томас. Мы здесь. Продолжай свое дело, а когда все закончится – мы начнем новую жизнь.

Весь этот первый день она старалась растормошить Томаса и вытащить его из депрессии. Даже когда речь зашла об Эмме, Аннализа заверила, что его сестра скоро передумает и у нее все наладится. А потом перевела разговор на более приятную тему. Томас поделился байками из Вьетнама о том, как попадал там впросак и как его разыгрывали товарищи. Что взять с мальчишек? Они со смехом вспоминали свою первую встречу и как Томас настойчиво добивался свидания.

К вечеру он уже опять улыбался. Они сидели в баре, накинув одежду прямо поверх мокрых плавок и купальника, пили ромовый пунш и смеялись над пьяным солдатом, который пытался танцевать под песню «Роллинг Стоунз», звучащую по радио. Бармен только и успевал бегать от коктейлей к бочонку пива, помогая клиентам утопить их печали.

Аннализа понимала, как она далека от того, что пережили эти люди. Кто-то из них пошел добровольцем, кто-то попал по жребию – теперь же все они в одной лодке, сражаются на войне, в которой не может быть победителя. Ей казалось, что они просто пешки, игрушки Никсона. Конечно, тут замешана политика, а она никогда в ней не разбиралась, но войне должен прийти конец.

Томас рассказал кое-что по мелочи. Аннализа подозревала, что он смягчает детали, но все равно истории о том, как их подстерегали в засаде вьетконговцы и как снайперская пуля в мгновение ока отнимала товарищей, которых он успел полюбить, разрывали ей сердце. Аннализа никогда не перебивала, как бы ни тяжело было слушать. Трудно было представить, как тот мальчик, которого она когда-то впервые встретила в музее, бросает гранаты в туннель, полный вьетконговцев.

Через несколько минут разговора Томас уже в который раз за день стал думать о чем-то своем. Он все время поглядывал направо, в сторону пляжа, словно кто-то за ними следит. Неужели так бывает со всеми солдатами, когда они вернутся в обычный мир?

Явно устав от историй о Вьетнаме, Томас сменил тему:

– Расскажи-ка подробнее – что ты сейчас рисуешь? Над чем работала после той картины с бабушкой и Уолтом?

Аннализу глубоко тронуло, что он пытается проявить интерес, несмотря на гнетущие мысли.