Как только пики пероломались, а первая кровь окропила землю, то я заметил, как двинулся вперёд «холмовой» фланг противника. Их знамёна вздыбились и забили барабаны, направляя вперёд тяжёлую латную пехоту. За их спинами готовились занять наши позиции пушки церковников. Их там было столько, чтобы перепахать всё поле битвы ядрами. Я видел множество знамён великого количества монастырей, которые повели на верную смерть свои полки. Они верили в святость своих поступков, верили в благословление своих богов, чувствовали плечи собственных товарищей, но ничего из этого не сможет их защитить. Холм был достаточно пологим, чтобы на него могли взбираться пехотинцы, но не столь удобным для кавалерии. Однако же, не смотря на опасность стройных рядов латной пехоты, я приказал открыть огонь по прячущимся батареям пушек. До них было достаточно далеко, но моим профессионалам хватило всего лишь двух пробных залпов, чтобы накрыть бездействующую вражескую артиллерию. Земля стала вздыматься под ногами противника от множества раскалённых ядер. Залп за залпом отправлялся в церковников, превращая их батареи в ужасную мешанину стали и мяса.

В это же время раздались выстрели со стороны подножья холма. Наступающие церковники открыли беспорядочную стрельбу по защищавшему моих воинов вагенбургу. Свинцовые кругляши выбивали из деревянных стен боевых возов облачка деревянной щепы. Вот только беспорядочная стрельба не создавала необходимой плотности огня, чтобы нанести необходимый ущерб моим стрелкам, который успевали сбегать с возов и возвращаться на верх, открывая ответную стрельбу, из-за которой холмы быстро покрылись непроницаемым облаком порохового дыма, нещадно дерущего ноздри. Я готовился к отражению атаки, сжимая руках пистоли и постоянно нервно оправляя ремешок шлема, удерживающего защиту на моей черепушке. Было одновременно страшно, но и азарт битвы кипел у меня в крови, ведь я понимал, что если проиграю, то никогда больше не смогу вернуться к жене и ребёнку, которого ещё ни разу в жизни не видел. Уже только для того, чтобы увидеть глаза родных людей, стоило выжить и победить.

Долгожданный враг вывалился из пороховой дымки. Они устроили полноценный марш-бросок по склону холма, чтобы как можно быстрее добраться до вершины, оставляя в снегу множество своих собратьев мёртвыми и раненными.

Едва успели показаться из дымки первые фигуры противника, как прямо в них ухнули лёгкие пушечки, установленные на вертлюгах в возах, накрывая атакующих церковников градом из свинцового дроба. Били мы практически в упор, из-за чего даже самые крепкие кирасы не спасали пехоту. Дроб разрывала сталь кирас, сразу отправляя воинов к Высоким Предкам. Я прямо увидел, как пролетела по воздуху чья-то оторванная рука.

Не смотря на тяжёлые потери, понесённые ещё до начала прямого столкновения, церковники всё же рискнули начать приступ вагенбурга. Вооружённые тяжёлыми штурмовыми топорами, они стали рубить сцепляющие возы цепи и крепкие верёвки, активно получая в это время по головам тяжёлыми двуручными дрынами. Я самолично поднялся из-за борта воза, видя, как на меня несётся один из воинов церковников, держа в руках длинную алебарду. Успей он добраться до воза, то может быть и смог пару раз ударить, но я вытянул руку с пистолем и выстрелил. Пуля ударила в плечо церковника и попадание развернуло его на сто восемьдесят градусов. Тут же мне по шлему чиркнул тяжёлый бронебойный болт. Я увидел стоящего в дыму стрелка, который теперь спешно перезаряжал арбалет, вертя две рукояти краникена. Он то и дело испуганно переводил взгляд с меня на заряжаемое оружие. Понимая, что его арбалет с такого расстояния опасен, я вернул ему должок, удачно попав в наклонённую голову. Свинцовая пуля прошибла шлем насквозь, вылетев из тыльной части, отправившись в полёт ещё дальше.

Вот только ситуация на холме разворачивалась слишком быстро, чтобы успевать уследить за всем. В один момент натиск церковников возымел эффект, сумев перерубить цепи в одной из сегментов вагенбурга и сразу же стали разъединять возы, используя тягловую силу собственных тел. Благо, один из десятников заметил это вовремя, и я успел дать команду подводить резервы, которые сейчас не участвовали в охране остального периметра холма, удерживая латную ярость церковников.

Встав в первых рядах своего резерва и забрав у одного из своих бойцов протянутый полэкс, я заорал, подбадривая собственных воинов, - Даруем же смерть этим уродам! Пусть они познают силу «Кабаньей Армии»!