Оскалившись, чешуйчатый врубает совершенно дикую грохочущую музыку, Фобос закрывает ворота, трицикл трогается. Громоздкая фигура со стальной головой чудовища поднимается и раскручивает цепь с крюками на конце.

— Прячься, мясо! Едет ваша смер-р-рть!

Сандрино передается азарт хищника, загоняющего дичь, он тоже встает и потрясает дробовиком, а следом за трициклом несутся дроны, почуявшие кровь.

Первую жертву инфравизор засекает минутах в десяти от базы. Чешуйчатый тормозит так резко, что Сандрино едва не падает, и в исступлении бьет по клаксону. А потом вскакивает и орет:

— Лошара! Мы знаем, где ты! Беги, падла!

Он разворачивает трицикл и устремляет к куче камней, за которой, Сандрино видит на экране, светящийся силуэт вжался в землю. Рой дронов устремляется к жертве. Фобос приподнимается и для острастки стреляет по камням из дробовика.

Устрашение срабатывает. В свете фар вскакивает черный силуэт и несется прочь. Чешуйчатый газует, направляет трицикл на спасающегося человека, который петляет из стороны в сторону, оборачивается. Его блестящее от пота лицо перекошено ужасом.

— Не уйдешь, падла! — радуется чешуйчатый, направляя трицикл на беглеца так, чтобы насадить его на пику.

Но в последний момент жертва прыгает в сторону, уходит перекатом, и чешуйчатый, жутко матерясь, вынужден снова разворачивать машину. Так он гоняет по пустоши участника шоу минут пять, но тот оказывается прытким и каждый раз отскакивает от пики. Тогда Фобос не выдерживает, раскручивает цепь с крючьями, бросает в жертву. Промахивается.

Мужик добегает до холма с сыпучим склоном, начинает карабкаться наверх, и Сандрино ловит себя на мысли, что желает ему удачи. Потому что он точно так же бегал по полигону куклой, на которой юные солдаты отрабатывали боевые навыки. А теперь он — загонщик. И не собирается меняться ни с кем ролями. Так что пусть этот чувак дохнет, судьба, значит, у него такая.

Фобос вскидывает дробовик, стреляет. Беглец вскрикивает, падает на сыпучий склон, на руках пытается ползти, но все равно съезжает.

Фобос кидает цепь, загарпунивает мужика, цепляет цепь на крюк, торчащий из рамы трицикла. Чешуйчатый с диким ревом выжимает педаль газа, и трицикл тащит кувыркающееся тело по камням. А Сандрино силится понять, доставляет ли это гемодам удовольствие, или им по фиг, они просто делают зрителям эффектно и остросюжетно.

Через несколько минут Фобос спешивается, подтягивает тело в изодранной одежде, упирается ногой в позвоночник и с хрустом вырывает гарпун из поясницы.

— Гля, отбивная прям!

Говорит он с закрытым забралом, но Сандрино уверен, что на его губах улыбка. Перевернув труп на спину, Фобос забрасывает его на подставку к ногам Сандрино, пристегивает ремнем. Тело парня — сплошная рана. Кожа с половины лица содрана, торчит лобная кость, глаз вытек, скальп снят почти полностью. Но это точно не Тальпаллис, тот был покрупнее, и волосы у него черные.

— Офень тоффий, — вздыхает чешуйчатый.

Фобос припечатывает пятерню к спине напарника.

— Ниче, ща загоним кого помясистей.

— Фначала бабу!

— Будет, будет тебе баба!

Надане везет: солнце еще не спряталось за далекими холмами, а она уже стоит возле трехметрового забора периметра, собранного, как конструктор, из тонких бетонных блоков. А может, и не из бетонных, а это имитация, и развалить его при желании не составит труда. Не сдержав любопытства, она протягивает руку, чтобы определить материал, и тут на нее пикирует дрон, стреляет по камням возле ног. Надана отпрыгивает, пятится.

— Ну вас на хрен! — выкрикивает она дрону. — Не очень-то хотелось. Я тут не чтоб сбежать!

Выйдя из тени забора, она становится напротив солнца. Получается, это и есть крайняя западная точка? А как Леон это определит, когда солнце сядет, ведь он, скорее всего, далеко и не успеет сюда так быстро.

Надана шумно скребет в затылке, пытаясь сообразить, что делать дальше. Хорошо если он придет до темноты, а вдруг нет? Ночевать под открытым небом смерти подобно: звери, люди, гемоды-людоеды. Она передергивает плечами, продолжает рассуждать вслух, сама с собой, рисуя хворостиной рожицы в пыли.

— Допустим, вечером ясно, где крайняя западная точка, а утром-то солнце на востоке. Леон по-любому точно вот сюда не придет, а будет шариться по окрестностям… — Надана смотрит на рисунок в пыли, и ее осеняет.

Нужно оставить ему знак! Причем такой, чтобы другие не поняли. Она задумывается. Сунув в рот тростинку, измочаливает зубами ее конец.

Змеи! У нее татухи в виде переплетающихся змей. Сев на корточки и ругая свои кривые руки, она рисует двух переплетенных змей, хвосты подгибает, головы устремляет на север, туда, куда она пойдет. Поднимается, хмурясь, смотрит на художество и для пущей убедительности рисует языки в форме стрелок. Теперь точно яснее некуда.