Успокоенный результатом проверки Седой перестал крутиться, вновь пропустил через пальцы льдисто-голубую прядь.

— Знаешь, молодой магистр, я сегодня долго не спал, думал о том, что ну невозможно лечить подобные травмы столь слабыми техниками.

— Снова? — страдальчески скривился я, с трудом удержавшись, чтобы по-детски не закатить глаза к небу.

— Снова, — невозмутимо согласился Седой.

— Как можно изо дня в день сомневаться в том…

— Нет-нет-нет, — помахал ладонью Седой, — в этот раз не сомневаться.

— Нет?

— Нет. Я наконец сумел понять, в каком случае это всё же возможно.

Я попытался предположить:

— Я талантливый лекарь?

— Сомневаюсь, молодой магистр. Мы не говорили с вами об испытаниях Стражей и сегодня исправим этот пробел. Для начала замечу, что на самом деле Среднее Испытание, которое вы проходили включает в себя и проверку талантов, чтобы направить юного Стража по верной дороге. Только то, что вы вошли в испытание уже являясь Стражем, причём Стражем не новичком, может объяснить, что не было проверки таланта.

— Была, — напомнил я.

— Не было полной проверки на таланты, — уточнил Седой. — Вы сами сказали, что талант Указов был определён как высокий. Заметьте, молодой магистр, не высочайший, а высокий.

— И-и-и? — вопросительно протянул я.

— Оценки идут по возрастанию от «низкого» к «вне категорий». И нельзя сказать, что между высокой и высочайшей разница, к примеру, в два раза. Между ними — пропасть.

Я равнодушно пропустил упрёк.

— Я сам тебе признался, что мой талант истинного мастера Указов не так велик, как тебе бы хотелось, ты мне сейчас ничего нового не открыл.

— Да нет же, молодой магистр! — воскликнул Седой, с жаром заявил. — Вы недослушали! В одном человеке при всём его таланте не может уместиться больше одного предельного таланта. Но вам отмерено таланта души полной мерой, в этом нет сомнений, — я вскинул брови и Седой с готовностью перечислил. — Указы, тело, Возвышение. Так где же недостающая часть?

Я, как послушный и умный ученик, тут же ответил:

— В познании техник!

Седой на миг поджал губы и процедил:

— Да, — и тут же отрезал. — Но нет. Есть ещё одна вещь, в которой вы хороши.

Я с трудом удержался от смеха. Как это забавно. Сказал то, что Седой и хотел изначально услышать:

— В лечении!

— Верно, молодой магистр. И именно поэтому вы можете исцелять столь страшные и старые раны, как у меня. Я скажу больше, молодой магистр, даже если бы вы использовали не земные, а всего лишь человеческие техники лечения, результат лечения бы не изменился, разве что возились бы мы чуть дольше.

— Не понял, — медленно произнёс я.

— Вы не лечите. Вернее, лечите не так, как обычные лекари. Вы, по сути, раз за разом заставляете моё тело тянуться за душой, пытаться вернуться к его идеальному состоянию. Поэтому у этой грани вашего таланта есть преимущество перед другими лекарями, но есть и недостаток.

— Преимущество ясно — я лечу тебя. Причём лечу то, от чего отказались другие лекари.

— М-м-м, — замялся Седой. — Это не совсем так, молодой магистр. Скорее у Ордена не было лекаря достаточной силы и Возвышения для таких ран. Как не было и денег, чтобы купить услуги подобного лекаря. Ваше преимущество в том, что для вас, по сути, нет ран, которые вы не сумели бы поправить.

— Пусть так. А в чём недостаток? Я наношу таким лечением вред? Сокращаю тебе продолжительность жизни? Лечу тебя за счёт твоего будущего Возвышения? За счёт своего Возвышения?

— А? — глаза Седого расширились. — Что? — он замер на несколько вдохов, а затем яростно замотал головой. — Нет. Нет! Нет-нет-нет! — сглотнув, впился в меня взглядом. — Или, да? Так, молодой магистр, забудьте о моём лечении, мы не можем рисковать вашим будущим.

Я уже жалел о своих неосторожных словах.

— Аранви, ну не глупи. Где это видано, чтобы можно было менять своё Возвышение на чужую жизнь так просто? Если бы это было можно делать так легко, то мудрили бы секты свои формации и артефакты сбора душ? Если бы такой талант существовал, то они бы давно или поставили его себе на службу, либо извратили, научившись вытягивать чужое Возвышение простым прикосновением, а не городили бы алхимию пилюль.

— Нет, я не могу…

— Ну хватит тебе, Аранви, ты же не сам придумал, как я тебя лечу, верно? Наверняка вспомнил что-то из орденских знаний?

— Н-ну, да, — нерешительно согласился со мной Седой.

— И что, там говорилось, что тот лекарь всю свою жизнь никого не лечил? Вылеченные жили недолго?

— Нет. Он много лет лечил, и никто не жаловался на срок жизни.

— Вот и всё. Лучше закончи про недостаток.