— Кстати, насчет слов, — Корнилов снова стал серьезным. — Мы, пока ехали сюда, задумались о том, а нет ли у вас еще каких-то идей, которые вы бы хотели воплотить, но на которые вам пока не хватает сил?

Адмирал смотрел на меня одновременно с сомнением и надеждой.

— Вообще, план есть, — честно признался я. — И мы с капитан-лейтенантом Ильинским уже начали его исполнять. Но если вы дадите добро, то все выйдет еще лучше!

*

Корнилов дал добро, и вот я снова на «Ласточке». Только на этот раз я кружу не над четвертым бастионом, а над Большой бухтой. И план, который мне разрешили привести в исполнение, касался уже не сухопутной операции, а морской. Благо, как и в нашей истории, несмотря на явный провал на берегу, союзный флот все равно пошел на штурм бастионов Севастополя.

— Григорий Дмитриевич, это невероятно! — рядом на расширенных дугах лежал Нахимов, переговариваясь со мной через специальную трубку. Иначе при местном ветре ничего не было слышно…

После Малахова кургана я вместе с Корниловым вернулся в штаб. Нахимов же, убедившись, что атаки на четвертом бастионе ослабли и получив сообщение о перестроениях флота, решил, что теперь он будет нужнее у моря. Так мы с адмиралом и пересеклись.

Мы со Степаном готовили наблюдательные «Ласточки», когда Павел Степанович потребовал, чтобы его тоже пустили в небо. Я сначала отказался, но адмирал просто ткнул в один из проходящих мимо кораблей противника и спросил, как он называется. Я не смог ответить. Потом он попросил рассказать, что я буду делать в случае сближения кораблей с фортами внешнего рейда…

— Вот же черти! — выругался Павел Степанович. — Даже у старых кораблей минимум наполовину сняли рангоут. И паруса не поднимают! Тянут паровыми, чтобы максимально плотно идти!

— А какой в этом смысл? — осторожно спросил я.

— Держат линию. Чтобы плотнее был огонь, чтобы сразу несколько кораблей могли сосредоточиться на одной цели, не оставляя ей и шанса. Под парусом при таком сближении обычно приходится слишком много всего держать в уме, а тут — просто иди и стреляй.

— Что ж, — я улыбнулся. — Вот вы и еще раз подтвердили свою правоту. Вы лучше понимаете все, что связано с флотом, а значит, и замыслы врага. С вами мы на любые вызовы сможем реагировать гораздо быстрее, чем если бы тут летал обычный наблюдатель.

— Кстати, я был удивлен, когда вы в итоге меня поддержали, — неожиданно признался Нахимов. — Когда Владимир Алексеевич хотел запретить мне полет, думал, что уже все. А вы взяли и вступились. Неужели из-за такой малости, как пара выигранных минут при принятии решения?

— А вы подумайте, разве пара минут — это мелочь? Как часто тот или иной ваш приказ, если бы вы, стоя на своем мостике, отдали его через эти самые две минуты, терял бы смысл?

— Что ж, Григорий Дмитриевич, иногда вы мыслите странно, но в этой странности всегда есть смысл. Взять те же «Ласточки» на двух пилотов. Когда вы их придумали? Когда успели подготовить?

— Еще с первого полета понял, что надо разделять обязанности, — честно признался я. — Один пилот, один связист, потом добавятся еще штурман и стрелок.

— Стрелок?

— Конечно.

— Удивительно. Но вернемся к «Ласточкам». Если они давно готовы, то почему раньше не летали?

— Были сложности… — попробовал объяснить я. — Рыбки они же как корабли. Нужен центр тяжести, баланс, иначе их просто перевернет в полете. И один человек в эту схему ложился хорошо, а вот два — уже сложнее.

— Для этого ваши техники и ставили те грузы, чтобы уравновесить нас? — догадался Нахимов, но почти сразу оборвал себя.

Вражеский флот закончил предварительные маневры, растянувшись от Херсонесской бухты до Волоховой башни на правом фланге, и начал неспешно сокращать дистанцию. Тут уже стало не до разговоров. Нахимов, удерживая бинокль перед глазами, принялся вглядываться в чужие порядки, надиктовывая мне сообщения для передачи на землю.

— На правом фланге расположились 14 французских и 2 турецких корабля. Встали дугой, средняя дистанция до десятого бастиона — 1600 ярдов. На левом фланге — одиннадцать английских кораблей, расположились в основном вокруг Константиновского бастиона. Дистанция — 1200 ярдов.

— Передаю, — ответил я и погрузился в работу с сигнальным фонарем, на какое-то время выпадая из жизни.

Все же световой телеграф хоть и упрощает жизнь, но какой же он медленный! Минут десять прошло, когда связист снизу просигналил, что все сообщение получено.

— Прав был Владимир Алексеевич! — Нахимов неожиданно махнул кулаком, на мгновение забыв, где находится, но тут же подобрался, помогая мне выровнять полет и снова выйти на круг.

— Вы про что? — уточнил я, когда тряска успокоилась.

— Про Константиновский бастион, — пояснил Нахимов. — Слишком уж он был открыт с севера. И Владимир Алексеевич еще в конце лета подготовил там две позиции. Батарея Карташевского и Волохова башня. И вот англичане вынуждены выделить часть кораблей против них, не имея возможности сосредоточить все силы лишь на одном форте.