— Видел, как вы летели… — адмирал задумался. — Это что же, и на море так можно? Запустил вашу рыбку, а она потопила вражеский линейный корабль?

В голосе Новосильского было столько эмоций… С одной стороны, гордость за империю, что мы такое умеем, а с другой, обида за свою стихию, за корабли, которым он посвятил всю свою жизнь.

— Тут как на поле боя, — ответил я. — Кажется, выпусти кавалерию против пехоты, и от той ничего не останется. Вот только все давно знают, что это далеко не всегда правда. Крепкий строй, длинные пики и твердый командир, которые не давал отлынивать на тренировках — и уже кавалерия ничего не сможет сделать фаланге или каре.

— И какая же ахиллесова пята у рыбок?

— Заградительный огонь. Пока нам нечем от него защититься, и два десятка солдат со штуцерами не дадут подойти на расстояние удара даже всей нашей эскадрилье. Вот только…

— Я понимаю, — Новосильский больше не хмурился. — Кавалерия тоже не стоит на месте. У нее появляются латы, длинные копья, глубойкий строй. А что появилось у вас?

— Появится… Пока мы еще не готовы, но… — я на мгновение задумался, а стоит ли столько рассказывать, но потом понял, что Новосильский как никто другой заслуживает правды. — Мы поставим на рыбки двигатели, паровые или какие еще, и они будут летать с такой скоростью, что обычному солдату будет очень сложно их подстрелить. Но они наловчатся… И тогда мы освоим всякие хитрые маневры захода на цель: против солнца или почти вертикально вниз, чтобы скорость все время росла и сам человеческий мозг не мог взять правильное упреждение.

— А что потом? — глаза Новосильского загорелись.

— Автоматические пушки, выпускающие сотни пуль в минуту. Или доработаем как-то ракеты, которые мы уже использовали для сбития вражеских шаров…

Упомянув о вырезании под ноль всего летающего запаса, собранного союзниками, я был взят в оборот и вынужден рассказать и о первой бомбардировке Севастополя, которую Новосильский и остальные капитаны, поспешившие присоединиться к встрече, пропустили. Как они сжимали кулаки, когда я рассказывал о тысячах ядер, что посыпались на бастионы города. Как искренне радовались, когда упомянул каждый подбитый вражеский корабль, каждое наше удачное решение в защите, в подготовке которой они тоже участвовали.

— Я же говорил, что Волохова башня просто необходима, — Василий Гаврилович Рюмин, капитан «Мидии», треснул кулаком по верхушке битенга.

— Подождите… — остановил его Новосильский, который неожиданно забыл о всякой веселости и поджал губы. — Капитан, вы же теперь капитан? Вы сказали, что враг лишился тогда многих кораблей, которые ушли на ремонт… То-то в море сначала было не протолкнуться, а потом стало подозрительно свободно. Но не это главное.

— А что? — я почувствовал, как в воздухе пахнуло холодом.

— Силы врага сейчас невелики… Еще, если я правильно понимаю, вы подожгли корабли с края бухты?

— Не совсем с краю. Враг вывел стрелков, и нам пришлось свернуть ближе к середине…

— Неважно! — Новосильский обвел взглядом остальных офицеров, и в отличие от меня они его сразу поняли.

— Это действительно шанс, — кивнул Лев Иванович Будищев, капитан «Кулевчи». — Нас не ждут, мы можем подойти вплотную и довершить удар пилотов Щербачева.

— Сколько это займет времени? — капитан Рюмин еще сомневался. — Нас ведь заметят. Даже в такой ситуации заметят! И будут готовы открыть огонь с обращенных к морю бортов.

— Они будут без хода.

— У них все равно больше пушек. На короткой дистанции ход не даст нам особого преимущества, а на большой… Мы не успеем пристреляться, чтобы нанести существенный ущерб. По крайней мере, за один заход, а второй нам уже точно не простят.

— Риск, согласен, — кивнул Новосильский. — Но, я думаю, именно о подобном случае говорил адмирал Корнилов, когда просил нас воспользоваться шансом, если он подвернется.

— Прошу прощения, — я прервал разгорающийся спор. — Я правильно понимаю, что вы хотите атаковать бухту Балаклавы? И вы готовы разменять свою миссию на десяток потопленных посудин?

Иронию в моем голосе никто не понял. Кажется, никому даже в голову не могло прийти, что нарушение поставок в Крым приносит союзникам больше вреда, чем любые потери во флоте. Утопи мы хоть все корабли, они, конечно, поматерятся, но пригонят новые. А вот экспедиционный корпус без поддержки от метрополии просто в один момент может оказаться на грани голода. И даже неважно, какой он будет, обычный или снарядный.

Вот только увы, что бы я сейчас ни говорил, на эти аргументы всем будет плевать. Нет, меня даже выслушают как героя-летчика, но… Вот слушать-то точно не будут. И что тогда? Попросить шлюп и постараться увезти хотя бы пилотов?..

— Ваше благородие, — стоящий невдалеке Алехин воспользовался повисшей тишиной и тихо спросил. — А тут же есть запасные рыбки? Можно мне выделить? Еще хоть одну бомбу, но сбросить бы на супостата.

Вот и весь сказ, мои летчики уже тоже в предвкушении предстоящего боя.