— И башня, — кивнул я, а потом продолжил. — Второе, я бы доработал пушки, чтобы они стреляли дальше. Эта тактика принесла союзникам успех со стрелковым оружием. И ни они, ни я не видим причин, почему бы это не могло сработать с артиллерией. Они бы и уже имели это преимущество, если бы не перетащенная с кораблей тяжелая артиллерия. Она выиграла нам этот год, но технологии не стоят на месте, и враг попробует что-то им противопоставить. Как и фортам…

— Вы про Бастионы? — включился в разговор Нахимов. — Думаете, дальности выстрела хватит, чтобы их разрушить? Нужно учитывать, что чем дальше дистанция, тем слабее разрушения.

— И в море, как мне кажется, враг пойдет другим путем. Вернее, учитывая научные школы каждой из стран-участниц, они разделят свои подходы. Англия будет работать над дальностью выстрела. Французы же построят бронированные корабли, о которых мечтал еще Наполеон I. Представьте силовой каркас «Императрицы Марии», а на нем не доски, а стальные листы. Толщиной в сантиметр… Ладно, поменьше, — я решил урезать осетра. — Но все равно! Даже бомбические пушки не возьмут такой корабль. А он подойдет на положенные ему триста ярдов и начнет разносить укрепление за укреплением.

— Постойте! — вмешался Вяземский. — Но сколько такой корабль будет весить? Пусть он даже не утонет, но никакие паруса не сдвинут его с места!

— Не паруса, а паровая машина, которые с каждым годом, нет, с каждым месяцем становятся все мощнее… И пусть он даже будет плавать не сам в первый год. Пусть его притащат к нам на буксире, как это было с парусными судами во время бомбардировки. Разве нам от этого станет легче? А потом… Дайте пару лет, и, уверен, такие вот стальные утюги еще с полвека будут решать исход морских сражений.

— А потом? — Нахимов слушал меня очень внимательно, одновременно с ужасом и интересом, и, наверно, поэтому первым уловил главную недосказанность.

— А потом по логике извечной гонки брони и оружия вперед должно будет вырваться последнее. И что это будет… Я не знаю. Вернее, даже знать не хочу. Вспомните, какими были войны сто лет назад, а что тогда ждет нас в будущем? Слишком жестоко, слишком разрушительно… И именно поэтому нам нужно стать настолько сильными, чтобы никто даже и подумать не мог на нас напасть!

Я мог еще много чего сказать, но в этот момент мой взгляд зацепился за стоящего в углу Дубельта. Генерал третьего отделения слушал меня очень внимательно, словно оценивая, наговорил я уже на высшую меру или еще нет. Продолжать сразу резко расхотелось.

[1] Дословный перевод английского термина crow’s nest. Так называли наблюдательный пост на марсовой площадке самой высокой мачты. Изначально для такого прикручивали к мачте самую обычную открытую бочку, а потом уже доработали до чего-то более технологичного.

Глава 16

Я неловко завершил разговор и поспешил отойти в сторону. Не потому, что испугался Дубельта, а потому что чуть не забыл, что мои слова могут услышать не только свои. Прошел мимо картежников, которые тоже не стали тянуть с возвращением к своему увлечению, хотел было пообщаться с Тотлебеном, но они с Корниловым, Нахимовым, Истоминым и временно присоединившимся Новосильским снова обсуждали конфигурацию защиты города. С ней ведь как… У нас есть линия обороны, у врага есть укрепления, но каждый день то англичане, то французы, а то и все вместе выводят в разных местах новых батареи.

Тут как в день штурма бастионов кораблями. Если правильно расположить орудия — а наши враги умели это делать — можно получить на каком-то участке десятикратное преимущество. А такое непросто компенсировать ни мужеством солдат, ни воздушной разведкой. Оставалось подтягивать свои батареи, располагать их так, чтобы уже враг оказался в слабой позиции и был вынужден отойти. И так день за днем.

— Христиан Людвиг, как у вас дела? — я заметил доктора Гейнриха, одиноко стоящего у окна, выходящего на Южную бухту.

— А? — доктор отвлекся от каких-то своих мыслей. — Григорий Дмитриевич, вы спросили, как дела? Простите… Получил письмо из столицы и вот позволил себе расслабиться.

— О чем пишут? — я начал догадываться, что так выбило из колеи нашего доктора.

— Меня заменят, — Гейнрих махнул рукой. — Слухи давно ходили, но у меня были надежды, что после всех недавних успехов решение будет изменено… Нет, Николай Иванович — отличный специалист. Вы бы видели, каких успехов он добился во время последней Кавказской войны. В столице от него все в восторге, и для меня будет честью работать под его началом…

Кажется, он про скорый приезд Пирогова.

— Но? — подсказал я.

— Но все наши начинания теперь будут тоже закончены им. Не мной! Впрочем, вам не понять…

Я улыбнулся. Доктор сначала нахмурил лоб, а потом неожиданно осознал, что часть идей, которыми он так гордится и которые боится упустить в чужие руки, пришли к нему от меня. И я при этом никогда не покушался даже на часть медицинской славы.