Я окинул взглядом двух молодых людей. Один лет двадцати, совсем еще юноша, второй, наоборот, постарше, уже в очках. Оба выглядели потрепанными, что, впрочем, не удивительно. Вряд ли от хорошей жизни они согласились бросить все свои дела и по приглашению Бобринского отправиться в осажденный Крым.

— Расскажите о себе, — предложил я, размышляя теперь уже о фамилиях моих инженеров. Особенно об одной из них. Интересно, родственник или нет?

— Выпускник Николаевского инженерного училища, — первым начал Генрих Антонович. — В прошлом году получил поручика за участие в Дунайской кампании и вышел в отставку. Участвовал в работе над паровыми машинами для Алексея Алексеевича, думал вернуться обратно на службу, чтобы не оставлять страну в столь тяжелое время. И он предложил, чтобы я совместил свое желание и призвание у вас.

Я кивнул, и настала очередь второго инженера.

— Закончил Главное инженерное училище в Санкт-Петербурге. Сначала меня не приняли, решили, что чахоточный, но потом это недоразумение разрешилось[2], — Михаил Михайлович явно волновался. — Потом служил в Нарвской, Ревельской и Финляндских инженерных командах. Всегда интересовался паровыми машинами, но из-за событий 1849 года не смог принять участие в чем-то серьезном. Спасибо Алексею Алексеевичу, что помог что-то делать на его предприятиях. А когда он рассказал, что сам герой статьи в «Таймс» ищет инженера для какого-то нового проекта, я даже не сомневался.

Достоевский замолчал, ожидая очевидных вопросов.

— События 49 года, которые вы упомянули, это дело петрашевцев? — уточнил я. То, что не стал скрывать, это плюс.

— Так точно, — кивнул Михаил Михайлович. — Сам не участвовал, но общался. Провел несколько месяцев в Петропавловской крепости, потом был оправдан, но… Пятно на репутации осталось.

— Пятно на репутации — это брат? — я решил проверить своего инженера.

— Откуда вы знаете?

— Я много чего знаю, а списки по делу совсем не секретные. Так что вы скажете о Федоре Михайловиче?

— То же, что и раньше говорил на допросах, — Михаил Михайлович нахмурил брови. — Он был молод, он просто искал счастья, для себя и других, но не замышлял ничего дурного. И сейчас своей службой в 7-м Сибирском батальоне он искупает старые ошибки.

Я кивнул своим мыслям. Значит, следит за братом, не бросил — хороший знак. Ну, а свое мнение о петрашевцах и их преступлении я когда-то уже говорил Дубельту… Юнцы, попавшие в жернова межведомственной разборки.

В общем, примерный портрет новеньких я составил, и дальше, перебравшись в мой угол мастерской, мы уже общались на рабочие темы. Они рассказывали, над чем трудились, какие узлы для будущих машин прихватили с собой, я же показал им свой прототип… И неожиданно столкнулся с тем, что мои гости потеряли дар речи. Почти минута ушла на то, чтобы они пришли в себя и, наконец, рассказали, что же такого странного увидели.

И, как выяснилось, главная странность была в том, что так никто не делает. То есть тысячи людей по всему миру строят свои паровые котлы сотнями разных способов, но при этом каждый использует какие-то уже всем известные решения. Я же словно не слышал про них — и это было чистой правдой — и из-за этого наделал кучу ошибок, но в то же время сделал то, о чем раньше никто даже подумать не мог.

— Удивительная скорость вращения вала при таком размере машины, — осматривал мое детище Михаил Михайлович.

— И такая мощность даже без труб, — соглашался с ним Генрих Антонович.

Оказывается, в это время уже пришли к мысли, что удобнее не использовать один-единственный резервуар, а провести вдоль его стенок несколько труб и нагревать воду уже в них. Так называемый жаротрубный котел. Кстати, если бы мне хватило усердия, чтобы получше разобраться в котлах, что стоят на кораблях, то я мог бы и сам про это узнать.

— А зачем сразу несколько цилиндров? — Михаил задал новый вопрос.

— И почему чем дальше от котла, тем цилиндры больше? — добавил Генрих.

— Пар толкает первый поршень, — начал объяснять я. — Сдвигает его, но энергия ведь еще не потрачена до конца, и мы выпускаем пар во второй цилиндр…

— Но почему тот больше первого? — не унимался Генрих, и надо отметить, что в рабочих вопросах весь их пиетет как-то разом пропал.

— Пар расширяется…

— Откуда вы взяли, что он расширяется?

— В котле пар под давлением; чем дальше, тем оно ниже, значит, тем больше места занимает пар, — я уже сам начал сомневаться в своих словах, так удивленно на меня смотрели.

Удивительно, но подобные исследования пока еще никто просто не проводил, и та теория, которая без всякой пользы валялась у меня в голове, сейчас могла сойти за уникальное откровение. Впрочем, как я уже успел убедиться, откровения без опыта не работают.