Мы уже испытывали их, потом еще укрепляли задние, на которые приходился главный удар при выстреле. Была даже мысль придумать что-нибудь полностью из стали, но где же ее взять в таком количестве? И тут меня выручил один из инженеров Бобринского. Михаил Михайлович занимался подготовкой труб для котла и как бы между делом спросил, а почему бы нам не использовать рессоры для выравнивания нагрузки? В итоге мы так и сделали: платформа при выстрелах теперь стояла как влитая, а я решил чаще привлекать новеньких и к другим проектам.

Тем временем Руднев вместе с лапами опустил еще несколько стальных листов, которые должны были прикрыть колеса, и платформа перешла в полностью боевое положение. Еще один обмен сигналами — выстрел. Пушки окутались дымом, словно на какие-то мгновения исчезая из нашего мира. Но подул ветер, и они вернулись. Платформа стояла, пушки уже были подготовлены к следующему выстрелу, а цель… Цель была поражена. Дальномер и пристрелянные орудия вместе могли творить настоящие чудеса.

— Невероятно! — выдохнул стоящий рядом Тотлебен.

— А теперь представьте, — я тут же принялся рисовать картину, как это будет. — Мы построим рокадную железную дорогу вдоль всех наших позиций. И где бы враг ни попытался атаковать, где бы ни поставил дополнительные батареи — везде приедут наши пушки. Приедут за считанные минуты! И всех вынесут!

— Я должен буду рассказать об этом Владимиру Алексеевичу, — закивал Тотлебен. — Да, городу нужны такие платформы.

— И это еще не все, — продолжал я. — Представьте, что их будут везти не лошади, которых можно подстрелить. Уже скоро мы заменим их паровым двигателем, и тогда такие платформы можно будет направить хоть в самую гущу боя.

— Куда угодно, где мы проложим железную дорогу, — взгляд полковника-инженера затуманился. Кажется, он сейчас тоже рисовал у себя в голове, как это будет. — Надо написать Петру Андреевичу. Мы не очень знакомы, но, если Клейнмихель узнает, что его железные дороги способы принести такую пользу, он нам точно не откажет.

— Думаете, сам главноуправляющий путей сообщения и всех публичных зданий обратит на нас внимание? — я вспомнил титул одного из вернейших Николаю людей. По крайней мере, если учесть, что именно его одним из первых отправили в отставку после смерти царя, это кажется вполне вероятным.

— Петр Андреевич — не просто главноуправляющий, он, прежде всего, тот, кто построил императорскую железную дорогу, — глаза Тотлебена засверкали. — Вы не знаете, но, когда делали первые закладки рельсов, казалось, что это будет невозможно. Такой титанический труд по созданию насыпи, огромных мостов, которые должны будут выдержать не просто лошадные экипажи, а вибрацию длинных стальных составов. Еще и климат у нас непростой, сколько пришлось мучиться, пока подобрали добрую сталь для рельсов и пропитку для шпал, которые хоть и вышли дороже, чем в Европе, но зато лежат не год-два, а все десять лет обходятся без замены.

— То есть он и энтузиаст, и специалист?

— И финансист, который может найти на это деньги, — Тотлебен поднял палец вверх. — Может, это и анекдот, но по Петербургу одно время ходил слух. Иностранный посол спросил у царя, сколько стоила нам дорога от столицы до Москвы. А царь ответил, что об этом известно только господу богу и господину Клейнмихелю.

Я представил, о ком сам мог бы так пошутить, и сразу же начал еще серьезнее относиться к этому пока неизвестному мне господину.

— Тогда, Эдуард Иванович, буду благодарен, если сможете привлечь внимание к нашему проекту. Ну, а нет — не страшно. Сделаем, что можно, своими силами через тот же ЛИС, и главное, Севастополь получит то, что ему нужно!

Тотлебен пожал мне руку, потом так же крепко стиснул ладонь подошедшему Рудневу и, уже убегая, неожиданно поделился очень важной сплетней.

— Кстати… Завтра будьте при параде! — он задержался у дверцы кареты. — Сегодня великие князья Николай и Михаил остановились в Бахчисарае, так что следующим днем будут уже у нас. Возможно, с ними прибудут и последние указы из столицы, а то и еще что полезное.

Мы с Рудневым переглянулись. Лично с нами великие князья вряд ли будут общаться, но с ними могли передать решения по нашим орденам. Для нас самих и нижних чинов. И это уже очень хорошая новость. Главное, чтобы не было ничего неожиданного. С этой мыслью я оставил Руднева и пошел домой. Хотелось поскорее закрыть глаза, чтобы ускорить наступление завтра и точно все узнать.

Отпустив пролетку за квартал до дома, я все же решил пройти часть пути пешком. Хорошая привычка — немного померзнуть перед сном. Вроде бы сначала бодрит, но стоит оказаться после такого в тепле, и глаза сами закрываются.

— … аше благородие! — сквозь свисты ветра, бьющегося о стены домов, до меня долетел чей-то крик.

Под окном, на которое я смотрел, что-то блеснуло. А в стороне пробежала чья-то стремительная тень. Вспышка? Тень? Меня осенило — это же почти как днем, когда со мной здоровался Лешка Уваров!