— Конечно, я согласен. С радостью приму ваше приглашение, — я отбросил все остальные свои дела, запланированные на сегодня. Среди них не было ни одного, что нельзя было бы перенести.

— Только не говорите первым, — уже в карете Анна Алексеевна принялась меня наставлять. — Еще… Вы же знаете, как к ним обращаться?

— К князьям? Ваше сиятельство.

— Нет, — девушка нахмурила брови. — Сиятельство — это князь из отдельного рода вроде Вяземского. Светлейшие князья вроде Меншикова — светлость. А Романовы, тем более близкие родственники царя — это Ваше императорское высочество. Можно просто Ваше высочество.

— Понял, — кивнул я.

Весь остаток дороги меня просвещали о всяких других нюансах, о которых я не имел ни малейшего понятия, но которые могли выставить меня в плохом свете. У дома Волохова нас встретил гвардейский патруль, впрочем, мою спутницу сразу узнали и сделали вид, будто не заметили нас. Анна Алексеевна только хмыкнула, а потом, пройдя мимо главного входа, двинулась куда-то дальше.

— Михаил, — пояснила она на ходу, — без ума от лошадей, так что, если его где и искать, то рядом с ними. Говорят, что он строит в Петербурге новый дворец, так там будет отдельный конюшенный двор.

Вот так меня на ходу и посвятили в первую сплетню высшего света.

А потом рядом с конюшнями, как и было обещано, я увидел молодого человека. Высокий, тощий, с узким лицом и острым носом. Он почти не отличался от многих молодых офицеров, которых я уже успел увидеть в городе. Конечно, если не считать генеральского мундира и золотых эполетов[2]. А еще взгляд: из-за высокого ворота казалось, что подбородок вскинут, а глаза все время смотрят сверху вниз.

Темно-синие фирменные романовские глаза. Как у его отца, Николая, а еще, по слухам, такие же были у Петра I.

— Аннушка, — Михаил сделал несколько быстрых шагов вперед, замер, а потом широко и искренне улыбнулся моей спутнице.

— Михаил, вы, как всегда, помните о манерах, — Анна подобралась, разом напоминая, что дочь князя Орлова совсем не случайный человек при дворе.

— Представьте своего спутника, — Михаил Николаевич посмотрел на меня. И опять я словил несоответствие добродушного тона и ледяного пронзающего взгляда. Словно я вижу не человека, а какого-то сфинкса, перед которым успела пройти целая вечность. Начинаю понимать, как он в итоге получил свою будущую славу замирителя Кавказа.

— Григорий Дмитриевич Щербачев, — Анна Алексеевна изобразила кивок в мою сторону. — Получил уже два чина за время обороны города, сейчас капитан, но я уверена, что он сможет добиться гораздо большего.

Я с удивлением посмотрел на девушку. Мы никогда не говорили вслух ни о чем подобном, но сейчас от ее слов, что она верит в меня, по всему телу побежали мурашки. Это определенно была не просто фигура речи. Михаил тоже это почувствовал, и его новый взгляд стал гораздо мягче.

— Я слышал о вас, — спокойно заговорил великий князь. — Статья в «Таймс», зубастое отступление на Альме, недавний налет на флот в Балаклаве, о котором только все и говорят.

Я невольно отметил последовательность того, что принесло мне славу. На первом месте — чужая газета, немного грустно.

— Сначала я думал, что вы просто один из охотников за славой, ухитрившийся купить себе место в газете среди английских пэров. Ловкий, но не самый удачный ход, — Михаил сумел меня удивить. — Но ваши поступки в итоге смогли подтвердить ваши слова. Кстати, вы знаете о последних слухах? Английские послы в Вене, Берлине и Стамбуле начинают уверять всех, будто победили при Балаклаве. Потеряли половину кавалерии, флота, но смогли утопить нас в крови и удержали свой лагерь.

Я не удержался и фыркнул. Анна Алексеевна вздохнула и пронзила меня уничижающим взглядом. А вот Михаил, наоборот, довольно улыбнулся.

— Действительно, чушь, — заговорил я, постаравшись прикрыть неловкий момент. — Впрочем, не удивлюсь, если уже скоро об этом будут писать те же «Таймс» и «Трибьюн». А лучше, если пара английских поэтов сочинят об этом стихи, что-нибудь вроде…

Я вспомнил и продекламировал Альфреда Теннисона.

Half a league, half a league,

Half a league onward,

All in the valley of Death,

Rode the six hundred.

‘Forward, the Light Brigade!

Charge for the guns’ he said:

Into the valley of Death

Rode the six hundred.

— … в долину смерти скачут шестьсот? — переспросил Михаил и уже в голос расхохотался. Все-таки он не только великий князь, но и просто молодой человек, которому лишь на днях стукнет двадцать два. — Да уж, это было бы в духе англичан превратить ошибку в подвиг.